Матэ Залка - Рассказы

Наступила глубокая тишина.

Механик зарядил винтовку. Начатую открытку сунул в бумажник и положил его в боковой карман. Осмотрел себя — цепочка от часов болталась, свешиваясь из патронташа. Ранец и шинель лежали у ноги.

— Что мне здесь надо? — спрашивал себя механик. — Зачем я здесь, под Верецке, среди этих людей, согнанных со всех концов страны?

Ему казалось, что он впутался в бессмысленную, жестокую авантюру. Не мог себе представить, как это он, когда придут русские, будет в них стрелять. Стрелять… в людей, в лошадей, в их сердца, в мускулы. Колени его дрогнули, когда первый выстрел жандарма разорвал нависшую тишину.

Звук выстрела перекатился резким эхом меж отдаленных холмов.

— Вот они! — крикнул кто-то.

Он увидел рвавшегося вперед всадника в серо-зеленой защитной форме. Русские! Лошадь рухнула на землю, и всадник кубарем скатился с нее. Появились верховые. Затрещали винтовки.

Жандармы выскочили из окопов и бросились к лошадям.

Ага, они хотят окружить русских!

Синеватый пороховый дым окутал окопы. Все чаще и чаще трещали винтовки.

Он чего-то ждал. Не смог стрелять. Дрожал, как в лихорадке. Верховые повернули и поскакали назад. Жандармы кричали: «Не стрелять!» Две лошади бились на дороге, около них корчилось несколько раненых русских. Из окопов продолжали стрелять. Фельдфебель стал бить солдат. «Прекратить огонь!» — орал он.

Пришлось вырывать винтовки из рук солдат. Наконец огонь прекратился. Все стихло. Люди смеялись и с радостным оживлением бросались друг к другу. Они приняли боевое крещение, и каждый утверждал, что именно его пуля сняла казака. Все хвастались.

— Ну, теперь уже и конец войне! — пошутил один из солдат.

Жандармы исчезли в глубине ущелья.

До захода солнца было все тихо. Но внезапно, около восьми часов, из ущелья показались скакавшие во весь опор жандармы.

Солдаты зарядили винтовки. Жандармы, не останавливаясь, поскакали к деревне. Последний крикнул:

— Сейчас будут здесь… всыпьте им…

Прошло несколько минут. Появились казаки. Их встретили бешеным огнем. Казаки повернули обратно. Стрельба сама собой прекратилась. Фельдфебель вылез из окопа и беспокойно озирался.

Вдруг со стороны шоссе раздалось несколько выстрелов. Фельдфебель, как бешеный, прыгнул в окопы и закричал:

— По наступающей цепи противника огонь! Левому флангу держать под обстрелом шоссе!

Механик увидел краем глаза бегущего к окопам побледневшего и растерянного лейтенанта, который бормотал: «Так нельзя воевать, что же это такое. Ни пулеметов, ничего…»

Тогда механик выстрелил в первый раз. Приклад винтовки при отдаче резко толкнул его в плечо, как бы говоря: «Что ты делаешь?» Но в этот момент на насыпи мелькнула большая серая папаха, и он выстрелил прямо в нее. Папаха исчезла, но какая-то фигура скользнула в кусты. Он продолжал стрелять, уже не надеясь попасть. Затем появилась другая папаха. Выстрелил. Папаха подпрыгнула и свалилась, а он стрелял, стрелял без конца.

Очнулся от наступившей странной тишины. Повернулся назад и увидел фельдфебеля, стоящего внизу, почти у подножия холма. Фельдфебель что-то кричит и машет рукой. Рота бежит… Бежит с холма вниз, по направлению к шоссе. Справа в окопах уже никого нет. Им овладел страх. Он понял, что попал в западню. В свисте пуль и треске винтовок ему чудилось рычанье смерти.

Кочегар стоял рядом с ним и с упоением стрелял. Стрелял упорно, самозабвенно. На левом фланге человек восемь еще обстреливали шоссе. Механик закричал им и выскочил из окопа, солдаты побежали за ним, вниз по холму. В этот момент ему показалось, что русские ворвались в окопы, он слышал их крики: «Ур-рра, ур-ра».

«Фронт прорван, русские вошли в страну».

Он бежал, изнемогая, ничего не видя сквозь слезы. Хотел крикнуть что-то бегущим рядом, но не было голоса, пересохло горло.

Он остановился и обернулся, чтобы выстрелить, но дрожащие руки не могли открыть затвора. Снова он бросился бежать. Ноги отяжелели, бедра, казалось, были налиты свинцом. Из глубины желудка поднялась противная тошнота. Он вытер пену с углов рта. Тошнота становилась все мучительнее и мучительнее. Боясь упасть, он продолжал бежать что было духу. Сзади кто-то громко застонал. Он увидел, как лейтенант, запутавшись ногами в сабле, растянулся на земле. Фельдфебель бежал, прихрамывая, один из унтер-офицеров, изредка оборачиваясь, стрелял и хрипло кричал на людей.

Усталые, изможденные люди замедлили бег. Он осмотрелся. На широком ровном пространстве угасал день бабьего лета. Мягкие краски разливались кругом. Эта картина тихого вечера заставила его прийти в себя. Какой контраст — вооруженные, бегущие друг от друга люди и мирный закат!