Миклош Залка - Осада

Эгон со смешанным чувством радости и тревоги ожидал предстоящей встречи с отцом. В самый последний момент ему сообщили приказ о присвоении очередного звания: он стал майором. Собираясь ехать (машина была уже подана), он приказал побыстрее прикрепить на воротник своего мундира майорские знаки различия, втайне надеясь, что так он сможет солиднее преподнести свое дело папаше. Хотелось верить, что радость от повышения в звании на время оттеснит мысли об этом щекотливом деле или хотя бы смягчит его чувство возмущения. Всю дорогу Эгон думал над тем, как бы получше преподнести папаше эту горькую пилюлю.

Отец принял сына так, будто тот только вчера покинул отчий дом. И майорское звание воспринял как нечто само собой разумеющееся. Потом сына взяла под опеку мать, не выпуская его из своих любящих рук до самого ужина. Эгона мучила мысль о предстоящем разговоре с отцом о «немецкой афере», который был еще впереди. Он был уверен, что, услышав о ней, отец наверняка разгневается.

Ужинали (как в доброе мирное время) в столовой втроем, молча. Генерал-лейтенант в отставке Густав Ньяри даже в собственном доме строго придерживался некоторых основополагающих принципов, соблюдения которых он неукоснительно требовал и от своих подчиненных. Во время еды венгр молчит. Эта присказка как раз и входила в число тех принципов, о которых не должны были забывать даже гости, а зная характер генерала, их уважали и вышестоящие начальники. Исключения не делалось и теперь, когда за столом впервые за полтора года собралась вся семья. Эгон — единственный сын и безусловный наследник — по милости господина генерала после полутора лет пребывания на фронте впервые проводил вечер вместе со своими родителями.

Службе в боевых частях на передовой Эгон был обязан исключительно отцу. Сообщение об откомандировании на фронт прозвучало для Эгона как гром среди ясного неба. Учился он хорошо. При выпуске был произведен в оберлейтенанты и, как первый слушатель на курсе, получил право выбора места дальнейшей службы. И он подыскал себе тепленькое местечко адъютанта министра обороны.

«Замечательное место, — думал он, — его создали как будто специально для меня, да и отец, очевидно, найдет его со всех сторон подходящим».

Однако вопреки всем ожиданиям отец появился на церемонии выпуска при всех регалиях генерал-майора; тогда он был еще генерал-майором. С беспристрастным выражением лица он выслушал речь начальника академии, в которой тот похвально отозвался о его сыне, ставя его в пример молодым офицерам.

— Будучи первым слушателем курса, — говорил начальник академии, — он не стал подыскивать для себя спокойного местечка в тылу, а, выбирая место будущей службы, выразил твердое желание «поехать туда, куда пошлет его командование, но хотелось бы попасть на передовую»…

Отец умильно улыбался сыну с трибуны, а Эгон был настолько ошарашен, что, выступая от имени выпускников с ответным словом, не мог собраться с мыслями, часто путался и бормотал что-то маловразумительное. Не сказав и воловины того, что собирался, он ухватился за спасительную мысль и брякнул:

— Мы не специалисты произносить зажигательные речи, но в бою мы докажем нашей родине, на что мы способны!..

Выпалив это, он вытянулся по стойке «смирно» и сошел с трибуны.

После торжеств отец подошел к Эгону и, по-отечески улыбаясь, положив руку на плечо, сказал:

— Я доволен твоим выбором, сын мой.

Эгон еще раз убедился в том, что отец обращался с ним как с вещью.

Генерал между тем гордился своим деянием. Во время ужина он вспомнил о «самостоятельном» выборе Эгона и улыбнулся.

«Малыш, очевидно, сделал из этого дела соответствующий вывод: получить в свои двадцать семь лет чин майора, став фронтовым офицером, а не каким-нибудь канцелярским червем. Мой щенок мог бы и поблагодарить отца. Ведь даже в военное время столь головокружительная карьера выпадает далеко не каждому, тем более в условиях проигранной войны…»

Генерал надеялся, что сын оценит его заботу. Бросив на Эгона беглый взгляд, он нашел его слишком самоуверенным. Церемонным движением генерал положил прибор на тарелку, пододвинул нож к вилке, показывая тем самым, что он закончил еду. Эгон тотчас же последовал его примеру, развеяв тем самым мелькнувшее было у отца крохотное сомнение в сыне.