Владимир Дягилев - Солдаты без оружия

Рыбин сразу поднял голову, вытянулся на руках, крикнул Коровину:

— Чего остановился? Не слышишь? Ползем быстрее!

Почти в ту же секунду где-то близко раздалась команда Филиппова:

— Соболев, Годованец, сюда!

— Товарищ капитан, хоть пригнитесь, — уговаривал его Сатункин.

— Ладно, ладно.

— Подстрелят!

— Бери раненого!..

Оказав помощь раненым и отправив их в тыл, Рыбин получил приказание начсанбрига свернуть медсанвзвод и идти за бригадой дальше, на запад.

Санитары, пошатываясь и пригибаясь, выносили из дома тяжелые стандартные ящики с медимуществом.

Хихля размахивал руками, торопил санитаров. Он был без шинели. На шерстяной гимнастерке, выше туго набитых нагрудных карманов, блестели два ордена и медали.

Из-под брезентовой крыши кузова высовывалась голова старшины Трофимова. Он принимал груз. Возле машины стояли ведра, складной хирургический стол, еще какие-то ящики и ящички. Два уже нагруженных ЗИСа выстроились на дороге. Погрузка подходила к концу. Хихля проверял имущество.

— Коровін, примуса не бачу. Ти за нёго відповідаешь! — кричал он, грозя пальцем.

Коровин и длинный Бакин пытались протиснуть громадный ящик через дверь. Ящик был широк, в дверь не проходил.

— Повертывай! На бок-то повертывай! — командовал Коровин, тараща от натуги глаза.

Бакин неловко повернул ящик и выпустил его из рук. Ящик упал, в нем что-то звякнуло.

— Вот долговязый-то! Силы-то много, а башка не варит, — выругался Коровин и сердито сплюнул. Бакин виновато молчал.

— За что ты его ругаешь? Ишь, какой сердитый!

Санитары выпрямились. Перед ними стоял Филиппов. Когда он появился — никто за работой не заметил.

— Виноват, товарищ капитан, — проговорил в смущении Коровин, стараясь локтем поправить сбившийся на бок ремень.

— А ты, Бакин, на него не обижаешься?

— Никак нет. Работа, она азарту требует.

— Это другое дело…

— Товарищ капітан, у мене до вас діло, — вмешался в разговор Хихля.

— Слушаю.

Хихля хитро скосил глаза, всем своим видом показывая, что дело весьма секретное.

— Слушаю вас, — сказал Филиппов, когда они отошли в сторону.

— Вам лист із медсанбату, товарищ капітан, — вынимая из кармана конверт-треугольничек, сказал Хихля.

— Спасибо. — Филиппов, взяв конверт, не утерпел, тут же распечатал и прочитал:

«Коля, ты не пишешь мне два дня. Но все равно я знаю, почему ты молчишь: у тебя не клеится с работой. Я обрабатывала руку одному вашему обожженному танкисту. Он с беспокойством спросил меня: «Рука цела будет? Не отрежут?» «Будет цела, — успокоила я и тоже спросила: — С чего это вы решили, что ее ампутируют?» Он сквозь зубы (больно было!) ответил: «Долго помощи не оказывали. Машин будто бы не находили. Мы на начсанбрига наперли — он пулей выскочил из дома, аж дверь забыл прикрыть. После этого отправил. Нашел машины».

Коля, почему ты об этом не пишешь? Или ты думаешь, что я тебя не пойму? Значит, ты не считаешь меня своим другом? Это обидно.

Не выдумывай и не накручивай. Я верю, что все будет хорошо. Пиши, слышишь?

Целую тебя, зловредного.

На уголке листа Филиппов заметил коричневый отпечаток Наташиного пальца. «Это от йода», — подумал он. Ему так захотелось увидеть сейчас Наташу, рассказать ей обо всем, что он чуть было не повернул к «санитарке», но, обернувшись, увидел внимательно-добродушный взгляд Хихли.

Филиппов вдруг смутился, часто заморгал длинными темными ресницами. На кончиках порозовевших ушей стал заметен золотистый пушок.

Спрятав письмо в карман, Филиппов поспешил в дом.

Хихля стоял, смотрел ему вслед, улыбался доброй улыбкой, и думал: «Эх, молодий, хлопець».

Заметив рядом с собой пожилого шофера, земляка «с під Полтавы», спросил:

— Микола, а ти ще помьятаешь свое перше кохання?

— Помятую, — ответил Микола, сдвигая шапку на затылок.

— Помьятаешь, як у садочку під луною с коханою зустрічався?

— А то як же!

— Помьятаешь, як її щиро цілував, так цілував, що губи пекло цілий тиждень!

— Все помятую, — сказал Микола, молодецки подбочениваясь.

— Эх, Микола… — Хихля сладко вздохнул, но, встретив насмешливый взгляд земляка, добавил: — А ні біса ты не помьятаешь. Не наводь на мене тугу…

…В кабине «санитарки» сидели Годованец и Сатункин. Между ними на кожаном потертом сиденье лежал расшитый бисером красный кисет.

Оторвав кусочек от газеты, они свертывали цигарки и по обыкновению вели разговор.