Разумеется, частые перемены и перемещения, с которыми сталкиваются офицеры, имеют свои плюсы. Человек не успевает привыкнуть ко многому, а это означает, что он не успевает закоснеть. В то же время постоянная смена мест требует от человека много сил и потому быстрее, чем при других профессиях, утомляет. Вот, собственно, почему офицеру необходимо иметь какой-то противовес, чтобы он легче переносил это. Чаще всего таким противовесом является семья. Она-то и превращается для него в своеобразный центр, откуда он уходит на службу и куда постоянно возвращается.
А майор Виттенбек и после окончания учений останется в части. Он пробудет в казарме до тех пор, пока не почувствует, что мешает солдатам заниматься личными делами. Тогда он уйдет в общежитие для холостяков. Встав под душ, Виттенбек подумает о том, что надо обязательно поехать домой и все выяснить. А вечером он опять пойдет в кафе только для того, чтобы увидеть там Фридерику в тайной надежде, что она ответит на его письмо. Но что можно ответить на ничего не значащие или туманные фразы и намеки?
Они ехали к просеке. Шанц укутал ноги одеялом. Майор Виттенбек размышлял над тем, зачем, собственно, пожаловал к нему полковник. Вряд ли по служебным делам, ведь все приказы и распоряжения, поступившие в артдивизион, выполнены, контролировать здесь нечего, разве что ночную тишину, а в наступление полк и артдивизион майора Виттенбека перейдут только через сутки. Майору очень хотелось, чтобы Шанц передал ему что-нибудь от Фридерики — письмо, небольшую записочку или хотя бы просто привет. Он дал волю своей фантазии и уже начал сочинять фразы, которые могла написать ему Фридерика, а среди них были и такие, на какие он не отважился бы в своем письме, — откровенные и честные. И их нельзя было толковать двояко: они требовали немедленного принятия решения.
Виттенбек показывал шоферу полковника дорогу до тех пор, пока машина не подъехала к палатке-столовой, где Шанц и его шофер могли не только вымыться и привести себя в порядок, но и выпить чего-нибудь горячего. От нетерпения, которое мучило майора, казалось, не осталось и следа. Как только водитель Шанца улегся спать, Виттенбек повел полковника в курительную палатку, из которой не доносилось ни звука, будто там не было ни души. На самом же деле оказалось, что народу в ней нисколько не меньше, чем было час назад, когда из нее ушел майор.
Солдаты тем временем сменили тему разговора. Поджав под себя ноги, они потеснились, освобождая место для командира и его гостя.
Шанц закурил сигару, а Виттенбек — свою неизменную трубку.
— Ясно, мы так и останемся здесь сидеть. А почему бы и нет? — произнес кто-то из солдат, окруживших Вестфаля.
— Мы же не сможем больше разбить палатку, — заметил другой.
— Но свой бункер у нас все равно будет, и мы сможем собираться вместе. Вот только разговоры будем вести не об увольнении в город, не о любви и не о футболе, а о чем-нибудь другом.
— А может быть, как раз об этом, ведь…
— Мы будем говорить о другом, — стоял на своем первый солдат.
И в палатке установилось всеобщее молчание.
Мимо Фридерики промчалась колонна машин, ослепив ее фарами и заставив уступить дорогу. Девушка прибавила газу и увеличила скорость. Она сидела, откинувшись на спинку сиденья, и какое-то время внимательно смотрела на дорожные знаки. Однако на это у нее не хватило терпения, и тогда она начала считать деревья и кусты, мимо которых проезжала, и время от времени взглядывала на спидометр. Но ничто не приносило успокоения.
В пути она находилась уже два часа. Несколько раз съезжала на обочину или на стоянку для машин, чтобы немного передохнуть и полюбоваться ночной темнотой, однако проходило всего несколько минут, и она снова пускалась в путь.
Лучше уж ехать в кромешной темноте, чем сидеть дома и смотреть на встревоженное, сразу постаревшее лицо матери, которая то брала в руки фотографию Стефана, то вдруг начинала метаться по комнате, о чем-то спрашивая и тут же отвечая на каждый свой вопрос укорами или новыми вопросами. Спустя несколько минут Фридерика не выдержала и поехала к матери Ганса, хотя было уже десять часов вечера. От нее девушка узнала, что Ханне в первом часу ночи улетает с аэродрома Шёнефельд. Может, и Стефан отправился туда следом за другом?
Взглянув на часы, Фридерика поняла, что добраться до аэродрома к отлету самолета не успеет. Да и там ли Стефан? С таким же успехом он мог поехать в Росток или куда-нибудь еще. Плохо то, что он не оставил даже коротенькой записки. Когда он ушел из дому, мать не знала, но, видимо, в полдень. А предварительно он снял со своей сберегательной книжки пятьсот марок.
Читать дальше