Джон Кимхе - Несостоявшаяся битва

Айронсайду не дали указаний проинформировать поляков по существу меморандума английского комитета начальников штабов и о его одобрении французами.

10 июня, через шесть дней после принятия решения о посылке Айронсайда в Варшаву, он прибыл на Даунинг-стрит, чтобы получить указания от премьер-министра и министра иностранных дел. Чемберлен сказал ему, что правительство не имеет ни малейшего понятия о том, «что собираются делать поляки», и он хочет, чтобы Айронсайд узнал об этом на месте.

Следующий день Айронсайд посвятил изучению последних документов по обмену мнениями между английскими и французскими штабами и, к своему удовлетворению, выяснил, что не будет поспешного наступления на линию Зигфрида и что другие формы оказания помощи, например воздушные налеты, потребуют много времени до их практического осуществления. «Я должен убедить поляков, что поспешность в данном случае против них», — записал Айронсайд в своем дневнике 13 июля; 17-го Айронсайд вылетел в Варшаву, а во вторник, 18 июля, он имел первую встречу с польским главнокомандующим маршалом Рыдз-Смиглы.

После этой встречи Айронсайд телеграфировал своему правительству в Лондон: он убежден, что поляки не предпримут никаких опрометчивых шагов в военном смысле; их военные усилия почти вызывают изумление; Англии не следует обуславливать столь многими ограничениями свою финансовую помощь полякам, а «времени очень мало». В заключение он добавил, что поляки достаточно сильны, чтобы оказать сопротивление, если подвергнутся нападению.

В Варшаве Айронсайду пришлось трудно. Он узнал, что французы и англичане не сообщили полякам суровую правду о своем предполагаемом дезертирстве.

Французы лгали Полякам, заверяя их, что предпримут наступление против Германии, если она нападет на Польшу. Вряд ли он успокоился, вернувшись в Лондон 24 июля и встретившись с военным министром Хор-Белиша, который собирался присутствовать на совещании комитета имперской обороны, где намечалось обсуждение польского вопроса. Айронсайд был поражен «изумительной неосведомленностью в отношении Польши» на столь поздней стадии работы над этой проблемой, а также тем, что не было даже попыток воспользоваться сведениями, которые он привез из Польши, перед совещанием комитета имперской обороны.

Следующие три дня Айронсайд посвятил изучению документов и планов, разработанных английским и французским штабами. Он понял, что французы оставили всякие помыслы о наступлении как против линии Зигфрида, так и против итальянцев. Айронсайд затем отправился к Хор-Белиша, чтобы сообщить ему, что не существует никаких планов и немцам предоставлена свобода нокаутировать Польшу и Румынию. В эти дни Айронсайд был глубоко подавлен мыслями, что премьер-министр был скроен не для войны, а является убежденным пацифистом с «твердой верой, что бог избрал его в качестве инструмента для предотвращения этой надвигающейся войны».

Мысленно Айронсайд мог пожалеть союзных генералов и маршалов авиации, которые были немногим лучше и почти не отличались от премьер-министра. Однако и немцы были исключительно не осведомлены относительно поспешного отказа союзников от помощи Польше. Немцев все еще сильно беспокоила перспектива войны на два фронта (а на такое беспокойство у них были все основания), и они усиленно действовали, чтобы устранить эту грозную для себя перспективу. В конце июля на одном из довольно монотонных приемов в Берлине Геринг сам включился в это дело. И снова посредником в Берлине должен был стать Поль Стэлэн.

Послушав некоторое время довольно скучные и бессодержательные разговоры, вспоминает Стэлэн, Геринг отвел его в сторону и пригласил Боденшатца присоединиться к ним. Геринг хотел знать, когда французский посол вернется из летнего отпуска. Стэлэн ответил: примерно в середине августа. «Это будет слишком поздно, — заметил Геринг. — Кулондру следовало бы быть в Берлине, так как что-нибудь могло случиться в любой день». Затем Геринг стал внушать Стэлэну, что следовало бы немедленно сообщить о возможных событиях французскому премьеру: Стэлэн должен сообщить Даладье, чтобы Франция не брала на себя никаких рискованных обязательств в отношении Польши, — в пределах каких-нибудь трех или четырех недель она может оказаться втянутой в кризис, куда более опасный, чем предмюнхенский кризис в сентябре.

Геринг распорядился немедленно вернуть Стэлэну отобранный у него ранее личный самолет, чтобы он мог вылететь в Париж и проинформировать правительство. Боденшатц, провожая Стэлэна, добавил предостережение от себя лично: к 1 сентября Германия будет в состоянии войны с Англией и Францией, «если союзники не проявят такого же понимания, как в Мюнхене».