12 декабря 1944
Моя родная!
Вчера всю ночь играл в очко. Выиграл 18000 лей. Комиссия откладывается со дня на день. Скучно. Прочел маленький сборник еврейского поэта Ошера Шварцмана. Очень хорошо. Несколько напоминает Гейне, но вполне оригинально. Чувствуется, что перевод портит. Хотелось бы почитать его побольше. Читаю сборник научных трудов Столетова, известного русского физика. Очень устарело, конечно. Грустно видеть, как много я забыл. Утешает лишь то, что легко вспоминаю. Б.
2. В госпитале.
Над койкою встала высоко
Видением белым стена.
О чем-то родном и далеком
Лениво поет тишина.
В окно виноградные кисти
Ползучий кустарник забросил,
Деревьев зеленые листья
Посыпала ржавчиной осень.
Предутренний сумрак в палате,
Свисток парохода вдали…
У низкой железной кровати
Стоят до утра костыли.
Проходит сестра озабоченно,
Сандальи скрипят в тишине…
В осенние долгие ночи
Не спится, не дремлется мне.
И мелочное, и главное
Смешав в темноте ночной,
Проходит мое недавнее,
Вчерашнее предо мной.
Дороги, лощины, болота
Трехдневный томительный бой,
Размеренный гул самолетов
И мин нарастающий вой.
Спокойно карпатские горы
Глядят сквозь чадру облаков,
Как танки врываются в город,
Ломая фанеру домов.
И немцы до ужаса близко
По-своему что-то кричат,
И радость смертельного риска
Бежать не позволит назад.
Ракет разноцветные стрелы,
Раскрытые бочки вина,
Шампанское, водка, расстрелы,
Трофеи, убийство — война.
А после — прогулка веселая
Под солнцем полуденных стран,
Румынские нищие села,
Зубчатые скалы Балкан.
Болгарские плавные танцы,
Цветы и восторженность встреч.
Вино. Рестораны Констанцы,
Певучая сербская речь.
Народные пестрые сказки
О древней, забытой стране,
И женские пьяные ласки
В полночной глухой тишине.
Я знаю, что время настанет —
Пойду я дорогой иною,
И в памяти, будто в тумане,
Померкнет пройденное мною.
Заботами новыми полный,
Забуду военный угар, —
Дунайские белые волны,
Днестровские берега.
Без радостей и волнений
Займут мой недолгий век
Опасности уравнений
И тайны библиотек.
Светлеет. Соседний раненый
Хрипит в беспокойном сне,
И тени воспоминаний
Растаяли на стене.
3.
Бориса выписали из госпиталя только в конце января сорок пятого. Прощальная вечеринка в маленькой двухкомнатной квартире: четверо уезжающих офицеров, и, соответственно, столько же медсестер. Утром Борис прибежал в госпиталь, получил направление в офицерский полк резерва Третьего Украинского, в город Тимишоары на западе Румынии на границе с Сербией, продаттестат, немного денег. Впрочем, у Бориса еще оставалось тысяч двадцать лей от карточных выигрышей последних недель.
Поезд Тульча-Бухарест отошел точно по расписанию. В офицерском вагоне было свободно. Борис давно решил: ни в какой полк резерва он не поедет. Хуже нет тыловых бездельных частей. Бессмысленная унизительная муштра, в основном строевая подготовка, чтобы фронтовики не разболтались. Конечно, все это не надолго. В Венгрии идут бои, вакансии освобождаются, но опять привыкать, знакомиться, приспосабливаться. Из редких писем Полякова Борис знал: полк где-то за Дунаем на юго-запад от Будапешта, в районе большого озера Балатон. Ничего, найдет. А пока несколько дней погулять в Бухаресте, город посмотреть, с Александром Абулиусом поболтать.
Еще давно, только Борис начал выходить в город на костылях, в одном кафе на берегу Дуная он разговорился с хорошо одетым румыном лет тридцати. Румын оказался евреем из Бухареста, владельцем маленькой мастерской по ремонту пишущих машинок, который регулярно приезжал в Тульчу, где у него была клиентура. Абулиус прилично говорил по-немецки, и общаться с ним было интересно. Его очень занимала экономическая система Советского Союза.
— Послушай, Борис, а если я приеду в Россию, я смогу работать? Я хороший механик, все системы машин знаю.
— Сможешь. У нас есть мастерские, поступишь на службу, если советское гражданство дадут.
— Я не хочу на службу, я хочу свою мастерскую.
— Не выйдет, Алек, у нас социализм.
— И я должен буду каждый день ходить на работу?
— Само собой. Утром приходить, вечером уходить.
— А если я сегодня заработаю столько, что мне и на завтра хватит?
— Во-первых, не заработаешь, а во-вторых, все равно должен будешь ходить.
— Не поеду в Россию.
И вот Борис идет по вечернему Бухаресту, ищет Страде Вультур, 14, квартиру своего друга, Александра Абулиуса. Идет, как ему еще в Тульче умные люди советовали, прямо по мостовой, посреди узкой улочки, кобура Вальтера расстегнута, демонстративно сдвинута вперед: в Бухаресте полно железогвардейцев, русским офицерам в одиночку ходить опасно.
Читать дальше