Лев Александров: Две жизни

Первая мировая война оставила Европу вполне подготовленной для второй. Версальский мир «тигра» Клемансо разорил Германию непосильными контрибуциями, отнял ненужную Франции Эльзас-Лотарингию, почти отрезал от страны Восточную Пруссию и обеспечил в конце концов приход к власти первого попавшегося националистически настроенного параноика.

Устройство Европы после второй мировой войны было еще более абсурдным. Огромно число искусственно созданных нестабильных политических образований, "горячих точек", казалось бы неминуемо ведущих к новому взрыву, оставленных главными хозяевами мира в мае 1945 года, Сталиным и Рузвельтом. Жадность Сталина и равнодушие Рузвельта к судьбе народов Европы, да и других континентов, до сих пор держат мир в напряжении.

Я полагаю, что мир спас от новой войны (во всяком случае сделал больше других политических деятелей для спасения мира от новой еще более страшной катастрофы) наиболее дельный с моей точки зрения американский Президент за всю историю страны, Гарри Трумэн. Во-первых, он не побоялся взять на себя ответственность и продемонстрировал мощь атомного оружия, убедительно доказав невозможность глобального военного столкновения. Во-вторых, он утвердил "План Маршала", не пожалев денег, техники и всех огромных ресурсов Соединенных Штатов для восстановления Западной Европы, в первую очередь разоренной Западной Германии.

Возвращаясь к тому, с чего я начал эти записки, подчеркну еще раз бессмысленность подхода к политическим событиям на основе понятий «хорошо» и «плохо». Историк должен описывать, а не оценивать. Кажется, я не смог полностью выполнить эту заповедь.

Борис Александрович перевернул последнюю страницу рукописи. Конечно, и раньше он о многом знал или догадывался, но такого концентрированного безжалостного описания войны «сверху», с высоты, так сказать, птичьего полета, пожалуй еще не встречал. Если дождется времени, когда это станет возможным, обязательно попробует опубликовать. Хотя вряд ли доживет. Всегда думал, что умрет раньше Сергея. Может быть редко болеющие здоровяки легче ломаются после первого же удара.

И потом, что-то не видно существенных изменений идеологии в ходе горбачевской «перестройки». Пока — разрушают. Дай Бог, чтобы не "до основанья".

Борис Александрович положил папку с "Историческим исследованием" в особый запирающийся ящик в правой тумбочке письменного стола под собственные рукописи. Подождем.

На поминки Борис Александрович не пошел. Некомфортно было ему в академическом и номенклатурном окружении. Спрятав рукописи, он достал из холодильника графинчик (мамин графинчик), налил до краев винный с вензелем зеленый бокал водкой, настоенной на апельсиновых корочках, встал:

— Прощай, Сергей Лютиков, или до свидания, если за чертой действительно что-то есть. Тогда встречай меня в конце туннеля вместе с барыней. Недолго осталось.

Борис Александрович знал, что он быстро опьянеет. Не то, что в молодости. Поэтому спешил. Через двадцать минут уже спал, свернувшись калачиком.