Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

Но назавтра Григорий боялся подойти к девушке, видя ее веселые и насмешливые взгляды. Отчаявшись и мучаясь, написал записку и попросил приятеля передать ее Тане. Просил о встрече, место и часы назначил. Опасался, что она не придет. Едва не запрыгал от радости, когда увидел ее на месте свидания.

С тех пор он провожал ее домой вечерами, ходил в кино. Но в училище, на глазах своих сверстников, подойти к девушке так и не мог.

Однако они поругались накануне его отъезда в армию. Виноват был Григорий. Пригласил Таню в кино. Она отказалась, сославшись на какие-то домашние срочные дела. Григорий неожиданно взбеленился: «Ах, так? Не хочешь? Не надо! Подумаешь!» — И ушел, не долго раздумывая.

Таня не пришла провожать его в армию. Потом она писала, что не знала точно, когда он уезжал. Они уже давно забыли о размолвке. А что, Таня ведь тоже могла стать радисткой, Выучилась бы, и с парашютом сюда. Вот была бы встреча! Но не бывать этому. Таня на Урале, под Челябинском, заведует детским домом, собирается в институт. Из Ленинграда в Кыштым эвакуировался педагогический институт имени Герцена. В него она и хочет поступать. Перед вылетом на задание он получил письмо: Таня спрашивала совета — идти в институт или нет. Но Григорий не успел ответить, да и не знал. что. Если бы спросила, стоит ли поступить на курсы медсестер или радисток, он бы сразу сказал: не раздумывай, поступай.

Солнце склонилось к закату, в лесу сделалось сумрачно и свежо, началась подготовка к маршу. Откуда-то привели вороную лошадь, навьючили на нее мешки с рацией, батареями и нехитрыми штабными пожитками. Леша ходил по лагерю с видом проверяющего, потихонечку хлестал по голенищу сапога березовым прутом и сердито, подражая комбригу, поторапливал отстающих.

В мглистые сумерки двинулись в путь. Группа Васенева, разбившись по два, шла в середине цепочки. Возле Качанова терся цыганистый партизан Борис, за спиной пыхтел усач Алексей Васильевич Рягузов. Рядом с Андреевым вышагивал Иван Марков, за ними поспевал Ишакин с пристроившимся к нему молодым партизаном, которого привел Марков.

Гвардейцы облачились в шинели и заметно отличались даже в темноте. Ишакин хотел оставить ремень под шинелью, но Андреев глянул на него вприщур и усмехнулся:

— Поблажку решил себе дать? Отдохнуть от Устава?

— В чем дело, сержант? — невинно спросил Ишакин и приподнял жидкие брони, словно бы он и в самом деле не понимал, о чем идет разговор. Андреев ничего не сказал, но понимающе усмехнулся, — мол, кого хочешь провести, друг Ишакин? И тот будто враз догадался, даже с досадой воскликнул:

— О, бог ты мой! Ремень!

— Я же знал, что ты сообразительный, — насмешливо заметил Андреев.

— Сержант, режь меня на пайки — забыл. А я-то не мог дошурупить — причем здесь Устав.

— Теперь дошурупил?

— Сержант, можешь не беспокоиться — кругом будет тихо.

И опоясался ремнем, как было положено — поверх шинели.

Шли молча. В лесу сгущалась ночь. Установилась гулкая сторожкая тишина. Качанов не ко времени вспомнил анекдот. Марков его осадил:

— Теперь главное — тишина.

Курнышев не раз говорил бойцам — в боевой обстановке организм человека должен быть всегда в мобилизационной готовности и моментально реагировать на любую неожиданность. Вот такая готовность охватила и Григория.

Ни одна мелочь не ускользала от его внимания — где-то хрустнул сучок, кто-то впереди шепчется, по земле передается какой-то далекий слабый гул.

Ясный шепот впереди:

— Где тут парашютисты?

Отозвался голос Васенева, он чуть надтреснут от напряжения.

— Здесь.

— Ищу сержанта.

Васенев ответил, что сержант идет за ним. Андреев подал свой голос. Сбоку бесшумно пристроился партизан, трудно в темноте разглядеть, кто он такой. Григорий всматривается искоса в рядом идущего партизана и вдруг догадывается: Федя-разведчик! Сам пришел. Федя спросил:

— Ты будешь сержант?

— Я.

— Анюта говорила, что ты меня искал.

— Да. Тебя зовут Феликсом?

— Феликсом, — несколько озадаченно ответил Сташевский. В отряде мало кто знал его настоящее имя, а этот сержант только появился и уже знает. Поэтому и не смог скрыть удивления. Григорий обрадовался. Да, это тот самый Феликс Сташевский, ныне знаменитый в отряде Давыдова Федя-разведчик. Спросил, чтоб окончательно рассеять сомнение:

— Тот Феликс, который был в отряде Анжерова?

— Тот, — еще больше удивился Федя и спохватился: — Погоди, ты чего меня допрашиваешь? Сам кто будешь?