— Странный ты человек, лейтенант. То ты недоступный и колючий — прямо еж. То вот должности испугался, тебя же повысили!
— Повысили, — усмехнулся Васенев. — Если бы я отличился и меня повысили. А то ведь я даже дела не знаю. Прикажет комбриг мост взорвать...
— Пойдем и взорвем.
— Успокаиваешь?
— Зачем тебя успокаивать? Один ничего не сделаешь, а с нами — сделаешь. Ваня Марков — бывалый парень, дело знает.
— В голове и у меня гладко, а на душе кошки скребут, курить вот потянуло.
— Не расстраивайся попусту. Как говорится в пословице: глаза боятся, руки делают.
Андреев опять лег на спину и сказал задумчиво:
— Вот мне подкинули задачку!
— Кто?
— Судьба, наверно.
— Судьба. Суеверным делаешься?
И Андреев рассказал лейтенанту про встречу с Федей-разведчиком.
— Так ты сходи! — убежденно посоветовал Васенев.
— А что? — встрепенулся Григорий. — Схожу!
И Андреев пошел к штабу. Он старался представить себе, какой будет встреча. Ведь два года на войне — срок немалый и трудный. Много в Феликсе, разумеется, изменилось, но главное-то должно остаться прежним? Отзывчивость, непосредственность, та нравственная чистота, которая так поражала Григория. Скажем, я с тех пор тоже изменился, это бесспорно. Опытнее стал, пороху наглотался, всяких мерзостей нагляделся, но ведь нахальным я не сделался, душа моя не очерствела, по крайней мере, мне самому так кажется. И вообще, возможно ли, чтобы человек характером изменился до неузнаваемости?
У штабной палатки Анюта-радистка пришивала на Лешину гимнастерку чистый подворотничок. Медаль на гимнастерке мелко вздрагивала каждый раз, как Анюта тянула нитку. Леша сложил из сухих, мелко наломанных сучков костерок, чтоб не давал дыма, и пристроил над ним котелок с водой.
Андреев козырнул Анюте:
— Здравия желаю!
Девушка подняло на него карие глаза, улыбнулась в ответ и ответила певуче:
— Здравствуйте. К нам?
— Мне нужен Федя-разведчик.
Анюта откусила нитку, кинула Леше гимнастерку, предупредив вначале:
— Держи!
Встала, стряхнув с юбки приставшие желтые сосновые колючки.
— Федя у комбрига, — так же певуче ответила она. И эта манера нараспев произносить слова Григорию понравилась. Присмотревшись к девушке, он неожиданно сделал приятное открытие — Анюта красива неброской ладной красотой. У нее все аккуратно. Талия в меру полная, перехваченная ремнем. Губы сочные, видно, еще не целованные, свежие.
— Что вы на меня так смотрите? — улыбнулась Анюта. — Признать хотите? Может, мы с вами земляки? Я вот земляков ищу и не нахожу.
— Все возможно. Возможно, что и земляки, — ответил Григорий, преодолевая смущение. — Надо посмотреть.
— Тогда скажите, откуда вы?
— С Урала.
— Урал большой.
— Есть городок Кыштым. Слышали про такой?
— Нет.
— А вы откуда?
— Из Куйбышева.
— О, да у нас Лукин оттуда!
— Правда? — обрадовалась Анюта, и глаза ее заискрились: — Он здесь?
Андреев с сожалением пожал плечами. Кто его знает, где сейчас Лукин. В лесах или обратно улетел на Большую землю? Васенев вчера у костров в сердцах сказал: «Этого растяпу расстрелять мало — ославил нас на весь фронт».
— Уж не тот ли это парашютист, который потерялся? — догадалась девушка.
— Он самый, — подтвердил сержант и подивился: — Откуда вы об этом знаете?
— Я все знаю, — улыбнулась Анюта.
Ясно же — она радистка. Комбриг, как только встретил гвардейцев, спросил про пятого. О Лукине ему передали по рации. Леша надел гимнастерку, туго перетянулся ремнем и обратился к Андрееву:
— Товарищ сержант, могу передать товарищу Сташевскому...
— Нет, нет, — запротестовал Григорий. — Ничего не надо передавать. Я подожду.
— Долгонько придется ждать, — предупредила Анюта. — Федя вернулся от Старика. Комбриг будет его расспрашивать самое меньшее до полуночи.
Леша снял с костерка котелок со вскипевшей водой, просунул под дужку палку и понес котелок в палатку. Андреев козырнул Анюте на прощанье:
— До свидания! Наведаюсь в другой раз.
«Это даже и к лучшему, что сейчас не встретились, — размышлял Григорий на пути в свой взвод. — Уляжется волнение, на душе станет спокойнее, тогда и встреча будет проще и интереснее».
Анюта очень хороша. Чем больше глядишь на нее, тем сильнее открывается ее красота. Видно, не одно сердце сохнет по ней.
Таня такая же темноглазая, но до Анютиной красоты ей далеко. Это было в Кыштыме. Они учились в педагогическом училище, Таня курсом ниже. Заметил ее на каком-то праздничном вечере. Нет, пожалуй, не на вечере, а на занятиях кружка ПВХО. Григория поразили ее живые темные глаза — веселые, бесшабашные. И он сразу беспробудно влюбился в них, в ее глаза. Хотел проводить после кружка домой. Таня посмотрела на него удивленно и насмешливо. Весело прыснула, схватила подругу за руку и убежала. Один раз все-таки оглянулась. И неожиданно, когда она оглянулась, Григорий в ее глазах перехватил интерес к себе.
Читать дальше