Михаил Аношкин: Уральский парень

Август на Южном Урале часто выдается погожим. Все кругом становится сизым от дымки. И эта дымка словно бы приближает далекое, приглушает громкое. Воздух густо настоен на запахе увядающих трав и спелых лесных ягод. Смородина благоухает сильнее, чем в пору весеннего цветения. Ее особенно много в сумеречной тени ольховника и черемушника, в сырых местах по берегам бойких светлых речушек. И еще пахнет диким хмелем. Он забирается туда, где поглуше и повлажнее, цепко обвивает сухими плетями деревья. В августе у него созревают плоды, похожие на головки нераспустившихся цветов.

Осенним заморозкам еще не пришел черед. Тепло. И это какое-то ленивое, неподвижное тепло. Солнце по утрам поднимается от каемки горизонта важно, неторопливо.

На опушках хвойных лесов, там, где на мягком, влажном мху тугими гроздьями лежит спелая, сочная брусника, кормятся глухари. Вспугнешь эту чуткую птицу — она тяжело поднимется с земли, неторопливо махая могучими крыльями, и скроется в самой чаще. В осинниках и березняках прячутся рябчики. Сейчас они держатся табунками-выводками. Вспорхнет один — потянутся за ним другие. Рассядутся на ветках недалеко друг от друга, уставятся на человека темными бусинками глаз — красивые, с нежными хохолками на крошечных головках. От выстрела снимутся дружно, отлетят недалеко и опять с любопытством крутят головками — осматриваются.

Тишина. Береза на еланке опустила до самой земли косички, нежится в безветрии. Листья отсвечивают глянцем. Устала от ветров и дождей, отдыхает на ласковом солнце. Но в ее косички уже вплетены желтые лоскутки — первые вестники зябкой осени. Недалеко от березы дрожит осина. Круглые листья ее мелко-мелко трепещут.

На середине еланки серо-зеленой пирамидой высится зарод. В основании зияет треугольная дыра. Августовские ночи прохладны. А заберешься под зарод через эту дыру — и лучшего ночлега не сыщешь в лесу.

Вот под таким зародом и провели ночь наши юные охотники. Кто они? Ровесники, закадычные друзья. Володя Балашов — слесарь механического завода. Славка Миронов нынче закончил десятилетку и нигде еще не работает. Через несколько дней они должны уйти в армию. Сегодняшняя охотничья вылазка — последняя перед отъездом.

Друзья поднялись чуть свет, поеживаясь от холода. Наскоро закусили и разошлись в разные стороны. Балашов зашагал на юг, а Миронов — на северо-восток. Встретиться договорились на горе Сугомак.

Володя брел напрямик, то пересекая еланки, то углубляясь в чащу. Росой вымочило штаны. Коленки озябли, но юноша не обращал внимания на это. Невелика беда! Поднимется выше солнце — сгонит росу и пригреет. Дышалось легко и радостно. Крикнуть бы во все горло, чтоб эхо разбудило и подняло все живое на ноги. Володя улыбнулся этому мальчишескому желанию, поправил на плече дробовик и ускорил шаг, продираясь сквозь мелкий березняк. Из-под ног выпорхнул вальдшнеп и, прижимаясь к земле, улетел в сторону, скрылся из виду. Володя взял ружье под мышку, взвел курок и двинулся еще медленнее, стараясь не шуметь. Второго вальдшнепа он проводил выстрелом. В лицо пахнуло сладким пороховым дымом. Володя удрученно вздохнул: стрелять влет все-таки нелегко. Охота началась неудачно. И неудача преследовала молодого охотника все утро. Вспугнул еще двух вальдшнепов, но стрелять не стал: какой толк? А другой дичи, как назло, не попадалось.

Солнце уже было высоко, когда Володя устроил перекур. Сел под березой, привалившись спиной к ее шершавому стволу. «У Славки тоже, видимо, ничего нет — ни одного выстрела, — подумал он. — Впрочем, охотник он неважнецкий».

В прошлом году на озере достали две лодки и поплыли за утками. Забрались в камыши недалеко друг от друга и притаились. На другой стороне озера захлопали выстрелы. Утки улетели оттуда и опустились почти возле самой Славкиной лодки. Володя замер: вот-вот Славка ударит из обоих стволов. Но было тихо. Володя не выдержал:

— Стреляй же, разиня!

Утки с шумом оторвались от воды. Володя выстрелил в тот момент, когда они пролетали над его головой, и подбил селезня.