Владимир Кунин: Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика [Повести]

Трещит проектор, стоящий прямо среди зрителей. Мелькает около него фигура киномеханика в погонах…

Хохот, крики, кто-то стонет от смеха… Идет «Тетка Чарлея». И как это обычно бывает в воинских частях во время концерта или фильма, зрительный зал еще живет второй, повседневной своей жизнью: кто-то выходит, кто-то приходит с наряда, кого-то вызывают… Все время происходит движение в зале, и луч проектора то и дело перекрывается согнувшейся фигурой, старающейся побыстрее просочиться к дверям…

Лица в зале освещаются отражением экрана. Стрелки-радисты, штурманы, Летчики, метеорологи, техники, оружейники, прибористы… Все, кто вместе составляет авиационный полк.

Сидят Архипцев и Соболевский. Они оставили место Кузмичову между собой и теперь все время стараются удержать это свободное пространство. Их сдавливают, но они мужественно отстаивают каждый сантиметр кузмичовского места…

Хохот в зале то затихает, то взрывается с утроенной силой, с визгом, с криками, стонами…

Рядом с Соболевским сидит Венька. Каменное лицо, глаза прикованы к экрану. И непонятно, видит ли Гуревич что-нибудь происходящее на экране или нет. Даже тени улыбки нет на его лице.

А рядом сидит Катя с маленьким букетиком полевых цветов. Ее рука лежит в Венькиной руке, и Венька гладит ее руку, и ему сейчас наплевать на всех «Теток Чарлея»!

Весь зал стонет от хохота.

И только два человека, сидящие в этом шумном и веселом зале, не видят фильма и не смеются. По строгому и прекрасному лицу Кати текут слезы… Очень нежно гладит Венька Катину руку…

В столовую вошел Кузмичов. Он остановился в дверях, привыкая к темноте и стараясь разглядеть среди набившихся в зал своих.

Наконец он не выдержал и крикнул:

— Соболевский! Подай голос!

— Мы здесь, Кузмич! — привстал Женька и махнул рукой.

Кузмичов пробрался по рядам и плюхнулся между Архипцевым и Соболевским.

— Ну как? — спросил Сергей.

— Порядок, — ответил Кузмичов и, кивнув на экран, осведомился: — Это кто?

— Племянник.

— Чей?

— Теткин!..

— Я тебя серьезно спрашиваю! — обиделся Кузмичов.

— Плюнь ты на него, — спокойно сказал Архипцев. — Я тебе сейчас все объясню… Дело в том…

Кузмичов склонился к нему, не отрывая глаз от экрана.

Хохочет зал.

Сидит строгий Венька…

Счастливая грустная Катя прижалась осторожно к его плечу.

Распахивается дверь столовой, появляется солдат, который кричит в зал:

— Техсостав первой эскадрильи! К инженеру полка!

Чертыхаясь, выбираются со своих мест механики и техники первой эскадрильи. Вот кто-то задержался в дверях, кто-то подскочил к киномеханику.

— Завтра еще раз покажешь, понял?

— Баранов! — кричит кто-то в темноте. — Запоминай все! Рассказывать будешь потом.

— Не дрейфь! Наизусть продекламирую!..

На освободившиеся места усаживаются те, кто стоял у стен.

Хохочет зал…

Еле сдерживая смех, Архипцев объясняет Кузмичову происходящее на экране. Кузмичов внимательно прислушивается, морщась от напряжения. Лицо у него строгое, сосредоточенное.

— Ага… ага… ага… — все время кивает головой Кузмичов и ничего не понимает.

Через все летное поле движется «студебеккер». Он тащит несколько платформ, доверху нагруженных бомбами ФАБ-100. Бомбы в круглых рейковых ящиках.

Напряженно урчит «студебеккер», медленно и неумолимо продвигаясь к стоящим вдалеке бомбардировщикам…

В штабе у стола, на стульях и на койках расположился весь комсостав полка. Все смотрят на Дорогина, который говорит по телефону. Вернее, Дорогин не говорит, а слушает, молча кивая головой.

— Ясно… — наконец вставляет Дорогин. — Есть! Не повторится… Г-готовы. Через тридцать минут. Слушаюсь, товарищ генерал. Благодарю. Вас понял.

Дорогин положил трубку, потер ухо и посмотрел на всех:

— С-сильный голос…

Идет через все поле «студебеккер» с бомбами.

Жарко. Валяются на бомбах несколько оружейников. Комбинезоны стянуты с плеч и завязаны на поясе рукавами. На голых телах оружейников причудливо расползлись пятна масла — масла, которое хранит бомбы от ржавчины. Выгоревшие пилотки снизу окаймлены белой волнистой линией. Это проступившая соль. Двое из них лежат и дремлют, надвинув пилотки на глаза. Один, свесив ноги, покуривает, а двое повернулись на животы и читают вслух попеременно книжку…

Под палящим солнцем через все поле едут бомбы.

Дорогин вышел на крыльцо штаба. Сидящий на ступеньках солдат-посыльный вскочил и замер. Дорогин посмотрел на него и махнул рукой. Солдат опять сел на ступеньки.