Николай Иванов - Зачистка

Прикрыл глаза:

«Прощай».

«Прости».

«Мне больно».

«Мне тоже».

«И все равно никогда не стану отрицать, что ты меня всегда влекла и как женщина. А тебя предостерегаю на неизвестно какое и чье будущее: больше никогда не попрекай мужчину постелью».

«Каких же глупостей я тебе наговорила!»

«Но зачем терпела рядом, почему не сказала сразу?»

«Не смотри так, иначе я расплачусь и… никуда не уйду».

«Да, конечно, я не смею тебя удерживать. Прошу, уходи, мне хочется остаться одному. С тобой больно».

«Ты плачешь? Умоляю, не надо. Ты же сильнее меня».

«Ты плачешь? У тебя же все определилось».

«Я не понимаю, что ты говоришь. Мне остаться? Скажи — остаться?»

— Не заблудишься? — совсем потеряв нить ее размышлений, как можно беззаботнее отпустил ее от себя Олег.

— Ты учил, что в этом случае надо заплакать и подойти к дяде милиционеру.

«Да нет, оказывается, учил не только этому», — грустно усмехнулся Олег, у которого заевшей пластинкой крутилось в голове: неужели в самом деле только позы, только постель!? Только Ленин на картинке и утюг в холодишьнике?

А, собственно, что еще было? Что еще могло быть, если их встречи можно пересчитать по пальцам? Какие могли быть театры, выставки, если хотелось остаться вдвоем, растерзать «конкуренток», самому уснуть на ее плече! Только и требовалось — чуть-чуть подождать, и все иное тоже обязательно пришло бы…

— Что-то не так? — больше не доверяя официантке, подошел хозяин кафе.

— Все не так, — кивнул Олег, но грузин четко уловил, что грусть клиента никоим образом не относится к его заведению, и с полупоклоном исчез.

Исчезла в проеме двери и Лена, в последний момент взяв из вазочки букетик ландышей. И уже не видел Олег, как зарыдала она на улице почти в голос, заставив одних прохожих шарахнуться от нее, других — предложить помощь. Но кто может помочь женщине, расставшейся с любимым и единственным? Потому что не было у нее никаких мужчин, никаких тренеров, да еще работающих с детьми. Придумала все на ходу, и ради одного: освободить от терзаний самого желанного и самого близкого человека. Не дать ему бросить, оставить около замерзшей колонки и в холодном бараке ту, с кем худо-бедно, но прожил более трех лет. Останься человеком и офицером, старший лейтенант Урманов. Был бы ты разведен — сама бы боролась за свою любовь. Но раз нет — остается бороться со своими чувствами. Но какая же это глупость, какая несправедливость в жизни!

Она что-то еще говорила себе, убеждала и тут же сомневалась. В какой-то момент почувствовала, что силы и решительность оставляют ее, еще минута — и она вернется. Олег рассказывал про точку возврата в море, минуя которую, корабли уже не могут вернуться обратно. Обратно хотелось, хотелось безумно, но чтобы этого не произошло, перебежала улицу, отрезая себя от кафе и прошлого потоком машин. Вновь в личной жизни у нее начиналось все с нуля, все вернулось к поезду, с которого она шла с тяжеленной сумкой, и морской пехотинец, ни слова не говоря, отобрал у нее поклажу и пошел рядом. И был рядом два года, два безумных года любви и счастья. И что он может подумать о ней после всего услышанного?

— Извините, вы плачете, потому что вам кого-то жалко?

Перед ней уже давно стоял парень в спортивной форме, слегка боксируя с невидимой тенью. Тренер? Жизнь преподносит ей еще один шанс, который она только что сама и выдумала? Парень улыбался, готовый проявить участие. И она уже знает, что останавливаются около тех, кто понравился…

— Вам жалко ушедшей весны?

Он прав, ей очень жаль ушедшей весны. Но еще больше — себя. Улыбнись сейчас человеку, и все, может быть, наладится, потому что случайный прохожий, остановившийся около чужой беды, изначально добр. Олег ведь тоже когда-то остановился…

— Спасибо, мне уже лучше, — соврала Лена, хотя ей становилось все горше и горше.

Парень помялся, но она не дала ему никакого знака, посыла, чтобы он задержался, и боксер, кивнув ей, исчез за дождем. Был или не был? Раунд закончен. В чью пользу? Где Олег?

Олег стоял на выходе из кафе перед протянутой рукой Бабы Яги. Не позолотил при входе костлявой шершавую ладонь — вот и получил то, чего и в страшном сне не могло привидеться. С запозданием, но придется исправляться.

Достал из нагрудного кармана красную коробочку в виде сердечка, поднял выпуклую крышку. Обручальное колечко с крохотным бриллиантиком на выгнутой спинке вынулось из прорези легко — он часто доставал его, любуясь и представляя, как оно будет смотреться на руке у Лены. Но Лена ушла, и он надел перстенек на костистый, с длинным коричневым ногтем, палец Бабы Яги. Улыбнулся в замершую над ним видеокамеру, кивнул напрягшейся перед броском официантке — кто успеет. А лично он опоздал.