Иван Меньшиков - Полуночное солнце

Не побоялись бы тогда и советской власти. Подарили бы русским начальникам по десять голубых песцов и стали бы почетными князьями, самыми богатыми князьями во всех тундрах.

Долго пировали хозяева и батраки. Недели две. Когда же протрезвились, увидели: быстро тают снега.

— Камень переходить надо, — сказал Яли.

— Теперь никакая власть нас не догонит, — засмеялся в ответ Делюк Вань.

Пастухи быстро и осторожно погнали стада по берегу горной речки. Вслед за ушедшими стадами вел аргиш с женщинами, детьми, чумами и продовольствием старик Ванюта. Он улыбался своим мыслям, часто нюхал табак и громко, так, что отвечало эхо, чихал. Яли не понравилось веселое настроение пастуха.

— Чему радуешься, глупая голова?

— Радуюсь, хозяин, что хорошо Камень проходим, а ты мне десять олешков за работу прибавил.

— Так, так, — успокоился хозяин и даже попросил табаку.

На обдорскую тундру перешли к ночи. Когда же рассвело, Делюк Вань ворвался в чум друга:

— Беда, Яли! От Сибири люди идут.

Дрожащими руками Яли натянул на себя малицу, вышел из чума и, упав на запряженные нарты, вместе с Делюк Ванем поехал к югу. Там, охватив весь горизонт, точно кусты, качались оленьи рога.

Впереди мчался толстый седой старик с багровым лицом. Он подъехал к запыхавшимся друзьям и испуганно выдохнул:

— Много лет жизни!

— И тебе богато жить. Куда едешь?

— От худой власти ухожу. За Урал. Здесь везде колхозы. Вся Сибирь в колхозах. За Камнем лучше, говорят.

Яли посмотрел на Делюк Ваня и вдруг заорал:

— Дохлый ушкан! Кто мне советовал ехать за Урал? К Обдорску? Кто сказал, что здесь нет советской власти?

— Я не говорил. Это у тебя поганые мысли ходили.

Толстяк понял все. Он безнадежно махнул рукой и повернул обратно.

Понял и Яли, что не вырваться из тугого кольца приближающейся беды. Ночью он собрал аргиш, с тоскою посмотрел на широкие просторы обдорской тундры, сжал плечи…

И двинул аргиш со стадом за горы, на старые тропы.

Старый Хосей любил свою родину. Она была велика и обильна. Она простиралась, по его мнению, до края земли, и на самом краю ее находились Архангельск и Москва — города, сделанные из дерева и серебра. В одном из серебряных чумов, наверное, и жил старик с голубыми глазами, носивший странное имя — профессор. Профессор со своими помощниками — рыжей девушкой и длинноногим студентом, — проезжая стойбище, взял к себе в проводники Хосея и ездил со своей экспедицией по тундре, копал ямы в земле и собирал камни и растения.

— Зачем это, товарищ, — с почтением спрашивал Хосей, — или дела в Москве мало?

— Здесь, милейший, есть каменный уголь и свинцовая руда, — отвечал профессор и, довольный находкой, поглаживал гребешком свою бороду.

— Я побольше таких камней видел, — удивлялся Хосей, — а какая от них польза! Ягель не растет, за деньги не продашь.

— Здесь можно проложить шахту, — говорил профессор, — и тогда все вы будете богаты.

И он так настойчиво расспрашивал Хосея о каменном угле, что тот повел экспедицию в горы Пай-Хоя, и профессор, отбив молотком камешек от скалы, сказал, что это горючий сланец.

— Ты ценный помощник науке, — сказал он Хосею, — и я тебя премирую за это.

Так они ездили по тундре, изучали почву, слой вечной мерзлоты, ископаемых. Вечерами девушка ловила по радио Москву, а длинноногий студент, любивший фотографию, из корня тундровой березы вырезал фигурку человека. Хосей внимательно следил за его работой и удивлялся его умению. С каждым днем корень принимал все новые и новые очертания, пока не превратился в изображение профессора.

— Надо только голубые глаза сделать, — говорил студент, масляной краской подкрашивая белки.

Профессор посмотрел на свое изображение и сказал:

— Хорошо.

А когда экспедиция уехала обратно в Москву, студент подарил деревянного профессора Хосею на память, а сам профессор вдвойне заплатил проводнику за работу.

— Это от науки, — сказал он на прощание. — Уважай науку, она делает человека счастливым.

Хосей долго не мог забыть старика с голубыми глазами. Когда у него болела жена и на душе становилось тяжело, он вынимал деревянного профессора и, рассматривая его, вспоминал весь путь экспедиции.

Уходя на охоту за песцами или морским зверем, он заботливо укутывал шкурами больную жену и клал за пазуху деревянного профессора.

— Ты не бойся. Я скоро приду, и мы не умрем с голоду.

Судьба не обманула его. «Кто знает, — подумал Хосей, — может быть, деревянный профессор превратился в доброго духа». С тех пор после каждой охоты Хосей мазал ему губы тюленьим жиром.