Стефени Майер - Полуночное солнце

В это время суток я жалею, что неспособен спать.

Старшая школа.

Или, может быть, лучше назвать её чистилищем? Наверно, эти мучения в школе посланы мне в наказание за грехи. Самым изматывающим страданием была скука, а здесь каждый день был монотонным повторением предыдущего.

Мне кажется, у меня всё же была своеобразная манера спать — если считать сном инертное состояние между периодами активности.

Я пялил глаза на трещины в штукатурке в дальнем углу столовой, высматривая в них разные фигуры, которых там на самом деле не было. Это помогало мне отвлечься от гула сотен голосов, клокочущих в моей голове, как бурный поток.

Все они надоели мне до того, что я их попросту игнорировал.

Всё, что только может прийти в человеческую голову, я уже слышал прежде, и не раз. Сегодня, например, все умы были поглощены одним и тем же малоинтересным событием: в нашем маленьком коллективе школьников ожидалось пополнение. Как мало надо, чтобы все переполошились. В мыслях каждого, кто сидел в столовой, я видел некое новое лицо в разных ракурсах. Всего лишь обычный человек. Девушка. Волнение из-за её приезда было вполне предсказуемо — так дети начинают прыгать до потолка при виде новой сверкающей игрушки. Половина этих баранов-мальчишек уже представляли себя влюблёнными в неё — и это всё только потому, что она была чем-то новым и незнакомым. Я постарался отключиться от их навязчивых фантазий.

Только четыре голоса я блокирую из вежливости, а не из отвращения — голоса моей семьи: двух братьев и двух сестёр, которые привыкли к тому, что в моем присутствии не могло быть и речи о сохранении каких-либо секретов, и это их не беспокоило. Я уважал их личное пространство и пытался вмешиваться в него как можно меньше.

Но как я ни старался, всё же я знал, о чём они думали.

Мысли Розали, как обычно, были о себе самой. Она увидела своё отражение в чьих-то очках и теперь сидела и восхищалась своим совершенством. Сознание Розали напоминало мне мелкий заросший пруд, не таящий в себе ничего неожиданного.

Эмметт всё ещё бесился из-за проигрыша в дружеском борцовском поединке с Джаспером прошлой ночью. Теперь требовалось всё его весьма ограниченное терпение, чтобы дождаться конца занятий и потребовать реванша. Я никогда не чувствовал вины за вторжение в мозг Эмметта, возможно, потому, что он из тех, у кого что на уме, то и на языке, а все свои замыслы он тут же претворяет в действия, не откладывая в долгий ящик. Наверно, я потому чувствовал себя виноватым, читая мысли моих родственников, что знал: есть вещи, которые они хотели бы скрыть от меня. Если мысли Розали были мелким прудом, то у Эмметта они были похожи на светлое озеро с кристально прозрачной водой.

А Джаспер… мучился. Я подавил вздох.

" Эдвард", — мысленно позвала меня Элис, чем немедленно привлекла моё внимание.

Это было всё равно, что позвать меня вслух. Хорошо, что в последнее время моё имя стало не слишком популярным: раньше меня страшно раздражало, что всякий раз, когда кто-то думал о каком-нибудь Эдварде, я автоматически оборачивался.

Но сейчас я и бровью не повёл. Элис и я поднаторели в таких тайных разговорах, и окружающие зачастую даже не подозревали, что мы заняты безмолвной беседой. Я по-прежнему прилежно изучал трещины в штукатурке.

" Как он держится?" — спросила она.

Я лишь слегка скривил губы. Ничьего внимания это бы не привлекло: мало ли отчего я морщусь, может, просто от скуки.

Ментальный голос Элис зазвенел тревогой, и я, не глядя на неё, понял, что она боковым зрением наблюдает за Джаспером.

"Есть какая-нибудь опасность?" — Она заглянула в ближайшее будущее, бегло просматривая картины нашего дальнейшего весёленького времяпрепровождения в столовой. Элис необходимо было узнать, почему я кривил губы.

Вздохнув, я медленно повернул голову налево, как будто разглядывая кирпичную кладку стены, а потом обратно, направо, к трещинам на потолке. Только Элис поняла, что я покачал головой.

Она расслабилась.

"Дай мне знать, если станет слишком плохо".

Я сначала посмотрел в потолок прямо над головой, потом перевёл взгляд вниз, в пол.

"Спасибо за помощь".

Хорошо, что мне не надо отвечать ей вслух. Что бы я сказал? "Всегда рад"? Какая там радость! Мне не доставляло удовольствия слушать терзания Джаспера. К чему такие эксперименты? Разве не было б честнее признать, что он, возможно, никогда не будет справляться со своей жаждой так же хорошо, как мы, прочие Каллены? Зачем ему лезть из кожи вон? Зачем играть с огнём?