«Уважьте, Иннокентий Иванович! Хоть на чашечку чая».
Весь город будет выстроен из добротных бревен, с петухами на крышах, а посреди города на площади расположится ярмарка с балаганами и каруселью.
И все это благодаря ему, Иннокентию Ивановичу…
Ветерок затягивает горизонт тучами, смола кипит, и Иннокентий Иванович льет ее на проконопаченные швы. На душе его становится легко и спокойно, как перед престольным праздником.
Но идут дни за днями, беднеет семейство Иннокентия Ивановича, и один за другим умирают дети то от гнилых тундровых ветров, то от простуды, то просто от голода. А пароходов с переселенцами нет как нет. Осталась одна мечта о чудесном городе, да и та стала меркнуть все больше и больше.
И только в 1930 году дождался Иннокентий Иванович того, о чем мечтал почти всю свою жизнь.
Из моторного бота вышли люди с теодолитами, землемерными лентами и лопатами. Впереди них, широко расставляя ноги, шагал близорукий и костлявый человек.
Задыхаясь от волнения, Иннокентий Иванович обулся и, позабыв о шапке, выбежал встречать их. Ни о чем не расспрашивая, он пожал каждому руку, провел в горницу, достал бутылку вина, которую терпеливо берег к пасхе, и, наварив ухи, стал угощать веселых и странных гостей.
— Ешьте, пейте, дело разумейте, — шутил он, щуря глаза. — С большой работой-то приехали?
— Место для города изыскивать, — ответил близорукий, — тундровую столицу необходимо выстроить здесь. Вы, так сказать, и явитесь основателем города, если место будет подходящим.
— Подходящее, сильно подходящее, — торопливо ответил Иннокентий Иванович и засуетился по горнице, — и семужка есть, и зверя много, и Печора-матушка здесь глубину дает.
…Прошло совсем немного лет, и в Белой Щели вырос город, создавший Иннокентию Ивановичу славу основателя и первого строителя его.
И потому-то теперь на всех митингах, собраниях, слетах вы увидите в президиуме Иннокентия Ивановича, торжественно и почетно несущего на своих плечах славу основателя первого арктического города.
Слава ничуть не отягощала Иннокентия Ивановича. Но странно: чем больше строилось домов, тем сильнее тоска овладевала сердцем Иннокентия Ивановича.
Он видел, что строящийся город совсем не походил на тот, который он носил в своей душе. Правда, церквей инженеры строить не стали, вместо них были выстроены пять школ, три клуба, кинотеатр и десятки рабочих домов, но ни резных наличников, ни петухов на крышах не было. Все строилось обыкновенно и просто.
— Нам не до петушков, — как-то сказал прораб Иннокентию Ивановичу. — Пусть буржуазия ими занимается, а нам надо план выполнять и не вылезать из графика.
— Ты сам график, — обиделся тогда Иннокентий Иванович и пошел в горсовет.
Там сидел секретарь горкома партии. Он почтительно пожал руку Иннокентия Ивановича и сказал:
— Что-нибудь плохо строят, дед? Тормоши, тормоши их. Ты у меня боевой помощник. Не давай им спать.
— Он хороший старик, — подтвердил предгорсовета.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — осердился Иннокентий Иванович. — Ребятишки у колодцев играют, того и гляди в них попа́дают, а ты только планы да графики чертишь. А заборы? Даже свиньям скучно мимо них проходить.
И он так часто посещал горсовет, что и ясли построили, и все заборы покрасили зеленой краской.
За зданием педагогического техникума закончилось строительство центральной бани. Бань было выстроено три, но все они показались Иннокентию Ивановичу чересчур большими и совсем не похожими на настоящие.
— Головотяпов развелось — уму непостижимо! — ворчал он, с неудовольствием оглядывая не виданное им до сих пор банное оборудование. — Натыкали везде кранов и думают, все дело в этом. Разве настоящая баня бывает без пару! А откуда ему быть, когда здесь каменки нет!
— Несносный вы старик, — сердился прораб, — хоть масло вам на голову лей, все равно говорите — вода. Пойдете попариться, вот тогда я вас и послушаю, а то бузите, бузите, постыдились бы хоть на старости лет. Чисто бабья у вас нация: «гыр» да «гыр».
И он повел Иннокентия Ивановича в новую баню. Он сам наподдал жару в парильном отделении и так нахлестал Иннокентия Ивановича березовым веником, что основатель города еле слез с полка, чтобы окатиться прохладным дождичком из-под душа. Обтершись холстинным полотенцем и надев чистое белье, Иннокентий Иванович сказал:
— Всякие там кино строят, а вот чтобы побольше таких бань поставить, об этом не догадаются.
Читать дальше