Иван Меньшиков - Полуночное солнце

— Хо! Его не надо убивать. — И вышел из чума.

С пологой сопки уже спускались русские. Они ругали нехорошими словами усталые упряжки. Русские были одеты в короткие шубейки, и Таули сказал:

— Холодно им, однако.

Подобно змее с толстой головой и топким хвостом, ползло, извиваясь, русское войско, и зоркие глаза Таули заметили на первых нартах связанного человека.

С гиком и руганью ворвалась первая упряжка со связанным, пытаясь смять Таули, но олени, испуганные, шарахнулись в сторону. Человек в тулупе свалился в снег. Он встал и, подбежав к Таули, со всей силой ударил его кулаком по лицу. Таули зашатался, но, сдержав себя, отошел в сторону.

— Стоишь на дороге, самоедская морда! — сиплым, простуженным голосом закричал человек в тулупе.

Уже середина змеи вкатилась в стойбище, точно пытаясь задушить Таули своим хвостом.

— Я ясачный начальник! — кричал человек. И, размахивая пистолетом, подбежал к связанному: — Развязать!

Лицо Таули отвердело от нахлынувшей ярости. Перед ним стоял молодой неняг…

— Узнаешь? Он? — спросил, нехорошо улыбаясь, сотник.

Таули сурово посмотрел в глаза юноши. Юноша выдержал взгляд и засмеялся в лицо русскому:

— Это же не Таули, русский. Это совсем другой человек. Это ясачный человек.

— Что он говорит?

— Он говорит, что это не воровской атаман, — перевел поп, с удивлением рассматривая Таули.

— Таули совсем не такой, — сказал Микола и подмигнул.

— Где же он? Где же ваш неняг?

Таули насмешливо посмотрел на ясачного начальника:

— Неняги в тундре летом живут. Зимой они под снегом ночуют. — И, заметив, как русские, ворвавшись в чумы, тащат из них шкуры и утварь, Таули покачал головой. — Неняги не грабят чужое…

— Ах, вот оно что! — удивленно произнес ясачный начальник.

И молниеносным взмахом кулака он хотел было свернуть челюсти Таули, но тот наклонил голову и, ударив в живот русского, выхватил из левого рукава пистолет и рванулся сквозь толпу. Русские были так растеряны, что пропустили его, и выстрел прозвучал в тишине отчетливо и грозно.

И враз распался снежный ошейник вокруг стойбища. С хореями наперевес, с луками и железным оружием окружили русских неняги. Стрельцы рванулись в узкий проход и отшатнулись, охваченные ужасом. Им негде было развернуться.

И все-таки они не сдавались.

Микита Коргуев честно служил царю. Маленький и увертливый, он орудовал палашом, как мясник. Он положил четырех ненягов и пробирался к Миколе. Неняги смяли его. Микита Коргуев пал со стрелою в сердце одним из последних.

…В ту же ночь убитых русских похоронили. Попа Таули взял в свой чум. Князя Тэйрэко Таули отдал на суд старейшин.

Таули понравился пленный поп. Он угощал его оленьей кровью, и тот пил ее.

— Хэ, — удивился Таули, — русский шаман пьет.

Охотно ел поп и свежую оленину.

— Все ест, — сказал Таули ненягам, — может быть, он не русский?

Но поп, боясь за свою жизнь, ел все, чем его кормили. Он даже снял с себя рясу и крест.

— Это делать не надо, — хмуро сказал Таули. — У тебя есть бог, у меня есть бог. Пусть они сердятся, а мы будем друзьями.

Так в поповском одеянии и ходил поп по стойбищам. Вечерами он рассказывал о Христе, патриаршей власти, о святой вере греко-российской.

— Хорошие сказки знает русский шаман, — говорили неняги, с удивлением рассматривая попа.

— А бумагу царю ты можешь написать, русский? Такую бумагу, чтобы у царя живот заболел? — спросил как-то Таули.

— Могу, — охотно ответил поп и со дна своего сундучка достал гусиное перо и бумагу.

— Так напиши ему такое слово, чтобы он боялся нас всю жизнь, — сказал Таули.

— Это очень трудно сделать, — ответил поп, — но я попробую.

И, выслушав обиды ненягов на царя, поп написал краткое, но выразительное послание о том, что отныне, по слову Таули, все люди тундр отказываются платить большой ясак. А если царь этим недоволен, то пусть не сердится: все его стойбища в тундрах неняги обратят в золу.

— Еще напиши, чтобы нас русские не обманывали, что мы готовы жить с ними в мире и торговать с ними, если они с добрыми мыслями к нам приедут, — сказал Таули, прислушиваясь к визгу нарт за чумом. — И еще напиши, что с начала времен земля была наша и мы хотим по-своему жить на ней. Пусть не сердится, что многих людей его перебили. Мы теперь не боимся его, и на нас нельзя сердиться.

Поп закончил послание, а Таули нарисовал под ним свое родовое клеймо — оленью кочку с тремя волосками на макушке.