— Прошу вас считать меня вашим сотрудником.
За ним последовал доктор Отто Фридрих Ульман:
— Поведение моего уважаемого коллеги доктора Кайзера меня огорчило… Это все.
Венгр Михай Тот сохранял на лице прежнее выражение ушедшего в себя католического священника. Его полные руки спокойно лежали на коленях.
— Я врач! Я выполню свой долг, как врач, куда бы меня ни позвали, — ровным тоном сказал он.
Последним высказался доктор Константин Хараламб:
— Безусловно. Что мы еще торгуемся? Давайте приниматься за дело.
Комиссара изнутри обдало горячей волной. Он хотел было торжествующе бросить Кайзеру: «Доказательства излишни, Кайзер! Мы не нуждаемся в ваших услугах…» — но понял напыщенность таких слов и промолчал.
Доктор Кайзер вышел из помещения, не сказав больше ни слова. Такой же надменный и равнодушный, он прошел по коридору. За углом здания, между рядами колючей проволоки, которые теперь отделяли друг от друга казармы, он столкнулся лицом к лицу с майором Харитоном. Будто только теперь у доктора внутри сработал какой-то неведомый механизм, и ярость вырвалась наружу:
— Сумасшедшие! Все подохнут! Подохнут, как крысы! Так и надо… Так им и надо… Понимаешь?
Своей тайной Харитон поделился с Сильвиу Андроне вскоре после того, как они прибыли в Березовку. Стояла ночь. Харитону не спалось. Он ворочался на постели, как на сковородке, и никак не мог заснуть. Он лежал в темноте с открытыми глазами, и темнота, казалось, жгла его. Вокруг него все спали, и Харитона разбирало зло на них. Он был лишен единственного средства против любых черных мыслей, против любых призраков, которые преследовали его по ночам. А в эту ночь призраки прошлого толпой обступили его.
Харитон не мог больше переносить кошмара. Он встал, подошел к койке Андроне и сильно потряс его.
— Вставай, Андроне! Мне надо с тобой поговорить.
— Ты что, свихнулся? Что случилось?
Через несколько минут, набросив на плечи шинели, они сидели перед печуркой, босые, в одном нижнем белье, по очереди затягиваясь одной и той же цигаркой. Так Сильвиу Андроне узнал тайну майора Харитона.
Харитон говорил, и горло его сжималось от волнения.
— Да, дорогой! Был я тогда капитаном, и именно я был назначен королевским комиссаром на процессе Молдовяну. Главным обвинителем. Будто сейчас все вижу. Его принесли на носилках и поставили их перед скамьей подсудимых. Он пытался бежать во время допроса, прыгнул из окна третьего этажа и сломал себе ногу. Никакой провокации, как писали некоторые газеты, не было с нашей стороны, — он действительно пытался бежать. Молдовяну не видел меня, да и чего ему смотреть на меня? И все же, без преувеличения, пока длилось чтение обвинительного акта, мне казалось, что он не спускал с меня глаз. Конечно, это просто самовнушение! Ведь он был главным среди подсудимых, и его касались все статьи обвинения. Я потребовал для него пожизненных каторжных работ, но ему дали лишь пять лет и один день…
Некоторое время стояла тишина. Потом Андроне тихо, растерянным голосом проговорил:
— Я не знал этих подробностей.
— О процессе?
— Обо всем: о процессе, о королевском комиссаре, о Молдовяну.
— Правда, это было чистой случайностью. Меня срочно назначили вместо одного полковника, которого свалил сердечный приступ. Может, на самом деле, кто его знает, он уклонился от этого дела по трусости, и несчастье пало на мою голову. Это был первый и последний процесс, на котором я выступал как обвинитель.
— И как раз против коммунистов.
— К несчастью, да!
— А почему ты мне ни разу об этом не говорил?
— Да я и сам забыл совсем. Только уже здесь, когда узнал, кто будет политическим комиссаром у румын, вдруг вспомнил. Меня словно по башке ударили.
— С опозданием в десять лет.
— Невеселая история, верно?
Они сидели недвижимо на чурбаках, не глядя друг на друга, уставившись на огонь в печурке. Через некоторое время Андроне глухо спросил:
— И теперь ты боишься, что он признает тебя?
— Конечно! — с дрожью в голосе ответил Харитон. — Что делать?
— Беги, пока есть время. Другого выхода нет. А пока прячься. Избегай встреч с ним. Вызовись, например, работать в госпитале. Там нужны санитары, там участок его жены, а сам он не вмешивается в ее дела. Веди себя тише воды, ниже травы, чтобы тебя никто не замечал. Об остальном позабочусь я.
— А фамилия?
— О! Сколько Харитонов среди румын? Кто-нибудь еще здесь знает, что в тридцать третьем ты выступал обвинителем на процессах против коммунистов?
Читать дальше