Лауренциу Фульга - Звезда доброй надежды

Комиссар начал говорить:

— Как видите, обстановка стала еще трагичнее и перспективы довольно печальны. Сейчас, в данную минуту, в госпитале находится двести тридцать восемь больных и раненых. Доктор Анкуце, ваш румынский коллега, который уже давно работает в госпитале, может подтвердить, что, если не принять срочные меры, жизнь всех этих людей будет под угрозой. Два врача, он и начальник госпиталя, две сестры и один оставшийся на месте санитар не могут справиться с большими и срочными задачами, которые возникли столь неожиданно. Даже если бы не появились случаи тифа, мы все равно обратились бы к вам. Во многих отделениях нет специалистов, есть тяжелые случаи, когда необходима консультация всех врачей, и поэтому ваш опыт был бы очень полезен. В конечном счете мы можем так организовать жизнь в госпитале, что у каждой национальности будут свои врачи… Одним словом, я прошу вас поработать в госпитале. Командование лагеря готово оказать вам всяческую помощь и не постоит за тем, чтобы отплатить за ваши старания. Само собой, в границах установленного порядка… Что вы об этом думаете?

Комиссар по очереди осмотрел всех, сожалея, что не может проникнуть в их мысли. Но в комнате стояла прежняя тишина, более тревожная, чем категорический отказ. Вместе с Молдовяну упорное, почти враждебное молчание врачей болезненно переживал и доктор Анкуце.

«Бог знает, что будет, если никто не пойдет работать добровольно! — подумал он, и перед его глазами замелькали помещения госпиталя со всеми находившимися там людьми. — В конечном счете и я, и Иоана, и Корбу — все мы самым глупейшим образом погибнем здесь от тифа».

Через некоторое время доктор Хельмут Кайзер спросил, не вставая со стула, глядя на противоположную от него стену через бритые головы венгерского и финского коллег:

— Какие последствия будут для нас в случае отказа?

— Я не понимаю, — удивился комиссар. — Последствия с чьей стороны?

— Со стороны тех, кто теперь распоряжается нашей жизнью.

— Во-первых, хочу уточнить, господин доктор: жизнь военнопленных зависит от них самих.

— Абсурд!

— Во-вторых, — продолжал Молдовяну, сделав вид, что не заметил оскорбительной реплики Кайзера, — мне кажется, что мы стараемся спасти вашу жизнь, а не хотим поставить вас к стенке.

— Я хочу получить ясный ответ, господин комиссар!

— Яснее, чем я сказал?

— Вы только что сказали, что в случае нашего согласия мы получим от командования лагеря дополнительный паек махорки и каши.

— Вы слишком узко оцениваете намерения командования.

— Допустим! Но что случится, если мы откажемся?

— Вы говорите от имени всех, господин доктор?

— Я был бы очень рад, если бы все думали так же, как я.

— А если вас никто не уполномочивал на это?

— Я высказываю свою точку зрения… Итак?..

— Никто вас не заставляет соглашаться, господин доктор.

— Значит, если я правильно понимаю, то лично я никак не пострадаю в случае отказа от вашего предложения?

— Естественно!

— Спасибо!

— Если не считать, что пострадает сама ваша совесть!

— Заверяю вас — нет… Я могу идти?

Комиссар машинально открыл дверь. Его ладонь осталась лежать на ручке двери, а хмурый взгляд застыл на высокой и костлявой фигуре Кайзера. Тот с важным видом, набросив шинель на плечи, сделал несколько шагов к выходу. Но не успел он перешагнуть через порог, как услышал сзади негромкий ровный голос доктора Ульмана…

Казалось невероятным, что именно у этого истощенного, хмурого, ничем не приметного человека хватило смелости бросить открытый вызов Кайзеру. Остальные задвигались на стульях, выжидая, чем все это кончится.

Доктор Ульман едва слышным голосом обратился к Кайзеру:

— Я хотел задать моему уважаемому коллеге один вопрос.

Кайзер остановился, не оборачиваясь. Он только слегка наклонил голову, выжидая:

— Пожалуйста!

— Помнит ли доктор Кайзер о клятве, которую мы приносили вместе в актовом зале Мюнхенского университета, когда…

— Вы сентиментальны, доктор Ульман! — резко прервал его тот. — Наша клятва врача не касается подобных обстоятельств.

— В любых обстоятельствах речь идет о людях.

— Люди, о которых вы говорите, давно уже не являются нашими подопечными.

— Нам представляется случай снова стать их докторами.

— Да, но какой ценой?

— …Снова отвечать за их жизнь, — настаивал Ульман.

— Но там тиф! — закричал выведенный из себя Кайзер. — Не следует забывать об этом. Почему мы должны отвечать за несчастье, в котором виноваты русские? Есть гарантия, доктор Ульман, что вам удастся прекратить эпидемию? А не хотят ли вас, всех здесь присутствующих, принести в жертву? Вот вам мое мнение: то, что требует от нас сегодня этот господин комиссар, равносильно смертному приговору.