Лауренциу Фульга: Звезда доброй надежды

Он читал не отрываясь несколько часов подряд, но все время ловил себя на мысли, что не понимает, о чем читает, и думает только о ней. Поднявшись из-за стола, он начал беспокойно прохаживаться по комнате, пытаясь хождением отвлечь себя. Этот метод был хорошо знаком ему еще с того времени, когда он томился в румынских застенках. Раньше это давало свои результаты, но теперь беспокойство все нарастало.

Как же все-таки навести порядок в своей душе?

Он попробовал найти контакт с окружавшими его предметами, но в комнате не было ничего, что могло бы задержать его внимание хоть на какое-то время. Комната была обставлена просто: мебель, необходимая по должности, которую он занимал в лагере для военнопленных в Березовке, портрет Ленина на одной стене, административная карта Советского Союза — на другой, стол, покрытый куском вылинявшего сукна, и деревянная лавка без спинки под окном, выходящим в заснеженный парк, окружающий госпиталь.

Все эти предметы были ему столь знакомы и привычны, что в их узком бессловесном мире невозможно было открыть что-либо новое. Только желтоватый свет лампочки, меняясь в зависимости от капризов местной сельской электростанции, создавал причудливую игру теней на полу, да еще огонь гудел в набитой поленьями печке, наполняя комнату своей монотонной музыкой.

Но когда и тени на полу, и огонь в печке потеряли свою новизну, он почувствовал себя безмерно усталым. Положив под голову шинель, он со вздохом вытянулся на скамейке у окна.

На некоторое время книга, которую он читал, завладела его вниманием. Она касалась проблем политической экономии, но на какое-то время прогнала его одиночество и беспокойство. Годы, проведенные в подполье в Румынии, приучили его и к этому способу восстановления душевного равновесия: путем чтения трудных и сложных книг. Он пользовался им довольно часто и за многие годы убедился в его спасительной силе.

На этот раз, однако, лекарство не произвело ожидаемого действия. Все усилия вновь сосредоточиться на чтении оказались безуспешными. В конечном счете тревожные вопросы снова вырвались наружу и безжалостно набросились на него.

Почему она так задерживается?

Что могло там случиться, почему она до сих пор не освободилась?

Ведь она главврач, никто не заставляет ее проводить в госпитале всю ночь!

Может быть, пойти туда и узнать, что произошло?

Главврачом госпиталя была его жена, Иоана или Ивана Петровна, как ее обычно называл начальник лагеря Девяткин, чтобы сохранить привычную форму обращения.

Уже перевалило за полночь и всякая надежда выпить вместе с Иоаной рюмку водки по случаю Нового года исчезла. Последний конвой пленных итальянцев из-под Серафимовича прибыл в лагерь как раз во второй половине последнего дня 1942 года. Повторилось с точностью то же самое, что происходило с тех пор, как началась война, с каждой новой группой военнопленных, неожиданно прибывавшей к воротам лагеря. Резервные палаты госпиталя заполнялись больными, ранеными, обмороженными, контужеными, дизентерийными больными, людьми, истощенными до предела.

А на этот раз их, возможно, было больше, чем когда-либо. И все же он надеялся, что, после того как Иоана отдаст распоряжения доктору Раду Анкуце, Штефану Корбу, распоряжавшемуся санитарами, и двум медсестрам и решит текущие дела в госпитале, им останется по крайней мере очарование и приподнятость первых мгновений новогодней ночи.

Это был, конечно, предрассудок. Предрассудок, от которого он не захотел бы отказаться ни за что на свете.

Вначале он думал даже сопровождать ее, будучи твердо убежден, что оперативнее решит все срочные дела. Однако Иоана, не представляя, какие сюрпризы приготовила ей эта ночь, категорически отказалась:

— Нет! У каждого своя работа!

— Но ведь я всегда тебе помогал, — настаивал он.

— Потому что тебе казалось, что я слишком молода для своей работы.

— Я и теперь утверждаю то же самое.

— Вот именно поэтому я и хочу доказать тебе, что могу справиться сама.

— Тебе будет трудно.

— Мне нравится преодолевать трудности.

— Но такого количества больных и раненых у нас еще не было!

— Я привыкла.