Лауренциу Фульга - Звезда доброй надежды

Каким бы неожиданным ни был этот жест, противоречащий церемониалу, от которого все предвкушали позабавиться еще, Голеску ничем не выдал своего удивления. Он остался стоять неподвижно, с безразличным видом глядя на приближающегося Харитона.

— Господин полковник, мне нужно поговорить с вами, — с конспиративным видом шепнул Харитон. — С глазу на глаз.

Голеску внимательно посмотрел и, подчеркивая каждое слово, проговорил:

— Я тебя не знаю. Кто ты такой?

Послышались смешки, заглушенные тут же репликами любопытных, для которых эта сцена была чем-то большим, чем просто цирковым представлением. Сцена имела другой смысл — предупредить о возможных последствиях всех тех, кто осмелился бы сотрудничать с комиссаром. Если Харитон лишь за несколько слов, сказанных в Тамбове, и за то, что работал здесь санитаром, был подвергнут такому унизительному суду, можно было предположить, что другие, кто осмелится на большее, будут, вполне возможно, повешены и в самом деле…

Голеску повернулся к нему спиной и, обращаясь ко всем, спросил:

— Кто-нибудь из вас знает этого майора?

Инсценировка была такой грубой, что любой другой предпочел бы убежать, чем переносить до бесконечности унижение, которому подвергался.

Кто-то с издевкой ответил:

— Как не знать?! Это майор Михай Харитон!

Тогда Голеску так же театрально повернулся к нему, воскликнув:

— О, значит, это майор Харитон?! — и слегка поклонился ему. — Мне оказана очень высокая честь, и я запомню эту встречу как важное историческое событие. Значит, это вы! — Тут Голеску впервые улыбнулся с видом превосходства. — Значит, вы… тот самый Харитон, что в Тамбове держал громкую речь, в которой поносил свою страну и преклонялся перед русскими! Тот самый, кто в поезде первым подписал манифест, вышедший из рук коммунистов, против нашей армии, сражающейся на фронте! Харитон, который здесь первым побежал за чечевичной похлебкой комиссара! Да ты, я вижу, личность! А твоя биография — одна из самых интересных для нас.

Он резким движением поднял голову, улыбка сползла с его лица, и он глухо, сквозь зубы спросил:

— Чего ты хочешь теперь?

В установившейся тишине во всех концах казармы слышалось только прерывистое дыхание Харитона.

— Принесите ремень, мы сейчас наденем ему петлю на шею! — приказал полковник. — Он вполне заслужил это!

На лице священника Георгиана отразился страх. Он незаметно пробрался к Андроне и с тревогой спросил:

— Зачем ты сделал это? Зачем привел его сюда? Ведь ты знал, что ему готовят.

— Чтобы проучить его! — невозмутимо пробормотал Андроне. — Чтобы и он и ты поняли, что нельзя идти куда глаза глядят. Чтобы слушались меня… Ясно?

Неизвестно, чем бы закончился весь этот спектакль, если бы в следующее мгновение кто-то из военнопленных не спрыгнул с верхней койки прямо в середину помещения и не закричал:

— Прекратите немедленно этот маскарад! Как вам не стыдно!

Это был лейтенант Ион Паладе.

Голеску схватил его за руку и хотел повернуть к себе.

— Что случилось, господин лейтенант?

Но Паладе отвел его руку:

— Прошу вас, уберите руки! Думаете, возраст, звание и стаж в плену дает вам право издеваться над людьми?

— А вы по какому праву портите нам игру?

— Ничего себе игра! Посмотрите лучше, что вы сделали с ним…

Только тут все заметили, что Харитон упал как подкошенный на койку и рыдает. Все с содроганием сердца отметили в душе, к чему может привести даже воображаемая петля.

На Голеску же, однако, больше подействовало неожиданное вмешательство Паладе. Он подошел ближе к лейтенанту и выдохнул ему в лицо:

— Ты посмел бросить вызов мне, юноша?!

— Сожалею, что не сделал этого раньше, — ответил Паладе.

— Ты бросаешь вызов полковнику Голеску? — повторил полковник, подчеркнув свое имя.

— А что, неужели эта личность непогрешима?

— Непогрешима идея, которую я представляю!

— Пока я не имел дело с идеей, которую вы представляете.

— Достаточно, что вы бросились на выручку Харитона.

— Мне не нравится, когда люди стоят на коленях.

— Всего лишь?

— Если будет еще что, вы узнаете в свое время. Впрочем, надеюсь, нам еще доведется побеседовать.

С этими словами Паладе повернулся к полковнику спиной.

Спектакль был сорван, и люди уже не обращали никакого внимания на то, что последовало за ним. Гвалт и паника, вызванные нервным припадком Харитона, заглушили даже перепалку между Паладе и Голеску. Иначе последний предстал бы в довольно неприятном свете. Оставшись стоять словно парализованный посредине помещения, он сейчас никого не интересовал. Правда, люди видели, как Паладе, быстро одевшись, направился к двери, но никто не осмелился поинтересоваться, что он намерен делать.