Георгий Зангезуров - У стен Москвы

Снова генеральский «хорьх», как и в тот солнечный октябрьский день, мчался по автостраде. На заднем сиденье полулежал генерал фон Мизенбах. Только теперь он торопился не на восток, к Москве, а на запад.

Командир группы хмуро смотрел в ветровое стекло и видел, как по обочинам дороги темными громадами возвышались немецкие бронетранспортеры, брошенные из-за отсутствия горючего, тягачи, тяжелые орудия и автомашины. Справа и слева от шоссе, прямо по целине, утопая по колено в глубоком снегу (на дороге не помещались все отходившие войска), вне всякого строя, вразброд шли германские солдаты. Нахлобучив на глаза стальные каски, вывернутые пилотки, русские ушанки, засунув замерзшие руки в карманы или рукава шинели, они с трудом передвигали ноги.

«И я еще сопротивлялся, отказывался отдать приказ об отходе, — с горечью думал генерал. — А они сами без моего приказа отошли». Генералу даже самому себе не хотелось признаться, что это было похоже не на отход, а на самое настоящее бегство.

После смерти Макса исполняющим обязанности начальника штаба группы войск был назначен генерал Ольденбург. Оставив за себя нового начальника штаба, Мизенбах срочно выехал в дивизию Хубе, которая оставила свои позиции и в беспорядке отходила к городу. Вместе с командиром дивизии ему кое-как удалось восстановить в соединении порядок и организовать оборону по западному берегу реки.

В полночь он возвратился в Березовск. Не успел Мизенбах переступить порог своего кабинета, как вошел встревоженный Ольденбург и сообщил, что еще одна дивизия сбита русскими с позицией и отходит к городу. Потом такие донесения последовали одно за другим. Фронт армейской группы начал разваливаться. На рассвете Мизенбах вынужден был отдать приказ об отводе войск на новые позиции. Для прикрытия отхода войск он оставил самую стойкую дивизию. А сам на «хорьхе» поехал смотреть, что происходит на дороге.

В этот день все раздражало генерала Мизенбаха. И адъютант, сидевший рядом с водителем, и дорога с выбоинами, и войска, бегущие не туда, куда им по начертанию фюрера и генералов великого рейха следовало двигаться. Над его машиной, забитой войсками и брошенной техникой дорогой и видневшимся впереди полем грозно нависли мрачные облака. Всей своей тяжестью они давили на плечи генерала, вжимали его в сиденье. Иногда ему казалось, что вот-вот он будет вдавлен в эту враждебную ему землю со своей машиной и вместе с ним будет навсегда погребена мечта многих поколений германских генералов — да и не только германских, — мечта о завоевании Россия.

Наблюдая за этой грустной картиной, генерал вдруг в стороне, на склоне возвышенности, увидел множество заснеженных могильных холмиков. Над ними торчали березовые кресты. На вертикальный стержень каждого креста была надета немецкая каска. От порывов ветра некоторые из них поворачивались то в одну, то в другую сторону.

«Кресты, кресты… Сколько же их еще появится на просторах этой страны?! Вот сегодня восточнее Березовска появился еще один такой крест. Крест над могилой моего сына…»

Колонна, в середине которой ехал генерал, вдруг остановилась. Адъютант вышел из машины, чтобы узнать, в чем дело.

Но тут дверца машины снова открылась, и Мизенбах услышал чей-то голос:

— Господин генерал!

Мизенбах повернул голову и рядом с собой, у открытой дверцы, увидел высокого, подтянутого полковника с продолговатым лицом. Это был один из адъютантов Гитлера. Мизенбах знал его. Еще до войны, когда он в управлении генерал-полковника Паулюса работал над планом «Барбаросса», ему встречался этот человек. Сейчас полковник довольно холодно и даже, как показалось генералу, с презрением смотрел на него. Слева, на обочине, стоял его броневик. Полковник вчера вечером прилетел из ставки Гитлера в Малоярославец, накоротке поговорил с фельдмаршалом фон Клюге, и вот он уже здесь. Ему было приказано лично побывать в войсках Мизенбаха и своими глазами увидеть, что там делается.

— Прошу, господин полковник, — отодвигаясь в сторону, пригласил Мизенбах. — К сожалению, более удобного места для беседы не имею.

Полковник молча сел рядом с генералом и, захлопнув дверцу машины, попросил рассказать о причинах отступления его соединений.

Мизенбах начал объяснять. Видя, что полковник зловеще молчит, стал нервничать. Генерал чувствовал, что этот человек неспроста приехал к нему и не только за тем, чтобы выяснить обстановку.