Георгий Зангезуров - У стен Москвы

«Мой бог, как он изменился за последний месяц! Лицо почернело, глаза ввалились», — глядя на сына, с огорчением думал генерал. Но такое размягченное душевное состояние у него длилось недолго.

— Карту, — сказал Мизенбах, поднявшись.

Макс развернул на письменном столе большую оперативную карту с нанесенной на ней обстановкой и, ни слова не говоря, отошел в сторону.

— Докладывай.

— О чем докладывать, отец? — развел руками Макс. — Ты только взгляни на создавшуюся обстановку.

Мизенбах склонился над картой. Прежде всего ему бросились в глаза большие стрелы, которые справа и слева пронзили линию обороны его дивизий.

— Как видишь, советские соединения обходят нас с двух сторон. Мы уже в мешке. Сейчас бессмысленно удерживать занимаемые позиции. Мы можем продержаться еще несколько часов. Самое большее сутки, а потом… Подпиши приказ об отводе войск, отец, и прежде всего о перемещении штаба группы.

— Штаб можешь передислоцировать. Вот сюда. — Мизенбах карандашом показал на карте населенный пункт, находящийся километрах в десяти западнее Березовска. — А войскам я не отдам такого приказа. Я с группой штабных офицеров останусь здесь и буду руководить войсками. Фельдмаршал обещал перебросить к нам еще несколько частей.

— Пока эти части прибудут, русские затянут горловину мешка.

— Не успеют.

— Прости, отец, но я не понимаю такого упрямства я такой жестокости по отношению к нашим солдатам. Да, я знаю, что есть директива верховного главнокомандующего от восьмого декабря. Знаю, что эта директива требует не отходить ни на шаг. Но это требование невыполнимо. Наши войска очень устали и уже не могут противостоять наступающим советским соединениям. Именно по этим соображениям Гудериан летал в Растенбург и просил разрешения фюрера отвести свою танковую армию.

— Просил. Это верно. Но ты не знаешь, что верховный ответил ему! Не знаешь?! Так я скажу тебе. На доводы генерал-полковника, что он теряет слишком много личного состава под Москвой, Гитлер ответил: «Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большей охотой?» С тем уважаемый Гейнц и возвратился назад.

— Но это же безумие! — воскликнул потрясенный полковник. — И потом… разве не ясно, что наступление на Москву провалилось? Все наши жертвы и нечеловеческие усилия оказались напрасными!

— Война без жертв не бывает, мой друг.

— Да, но ради чего? Ради чего мы погубили и губим столько немцев?

— Ради победы, Макс, — устало произнес генерал. — Мы, немецкие генералы и старшие офицеры, вместе с фюрером привели нашу армию к Москве, обещали ей победу над русскими, и эта армия верила нам. Мы не можем так просто отдать приказ об отступлении.

Во время этого разговора в кабинет с бумагами в руках вошел полковник Берендт. Он еще не успел обратиться к генералу, как дверь снова распахнулась и через порог переступила какая-то женщина, закутанная в длинную русскую шубу и большой шерстяной платок. Это была та самая Эльза Дольман, которая больше месяца назад приехала из Берлина в группу армий «Центр», чтобы своими глазами увидеть, как армия великого фюрера победным маршем войдет в Москву. Эльза не теряла времени даром. За месяц она исколесила почти весь фронт — была под Тулой, в танковой армии генерала Гудериана, потом оказалась на самом северном фланге, в танковой группе генерал-полковника Гепнера и даже вместе с его передовыми частями перебралась на восточный берег канала Москва — Волга. В один из солнечных дней ей посчастливилось с наблюдательного пункта какой-то части увидеть Москву.

И хотя на таком большом расстоянии она вряд ли могла отличить одно городское строение от другого, а тем более рассмотреть архитектурные детали, тем не менее в этот день в ее дневнике появилась запись: «Сегодня с наблюдательного пункта полка видела Московский Кремль на Боровицком холме. Это было великолепное зрелище! Еле видимые зубчатые стены, стрелецкие башни, а за ними — дворцы, церкви, и над всем этим ансамблем кремлевских дворцов и соборов возвышается колокольня Ивана Великого. Боже всевышний! Неужели осуществится моя заветная мечта? Неужели я буду разгуливать по московским улицам, сама своими глазами смогу увидеть резиденцию русских царей? Неужели я смогу наконец засесть за работу над книгой об этом великом походе наших войск на Москву?!»

В те минуты Эльза Дольман и в самом деле верила, что мечта ее скоро осуществится. Но уже на другой день вместе со своим гостеприимным хозяином — командиром полка — ей пришлось пятиться на запад. Об этом Эльза не стала писать в своем дневнике. Она решила, что больше ей в России делать нечего.