Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

Отставить!

Андрею показалось, что голос инспектора звучит недовольно. Почему? Что-нибудь не так? Он снова окинул взглядом приборы. Все нормально.

Не смотрите на приборы, — сказал инспектор. — Представьте, что внезапно отказали счетчик оборотов, указатель скольжения, скорость…

Андрей кивнул головой:

Понимаю.

Конечно, он мог бы незаметно для инспектора хотя бы мельком взглянуть на приборы. Только на одно мгновение, и этого ему было бы достаточно. Инспектор не следил за ним. Андрей видел, как он отвернулся от зеркала. Значит, он верит в честность курсанта, который завтра будет не курсантом, а летчиком. И Андрей не обманет его.

Когда он вывел машину из второй восьмерки, инспектор сказал:

Отлично, товарищ курсант. Вы хорошо чувствуете самолет. Сделайте переворот через крыло и две петли.

Да, Андрей хорошо чувствовал самолет. Приборы — в конечном счете только контроль за каждым элементом полета. Но прибор может по какой-либо причине выйти из строя, и летчик должен обойтись без него. Чувствовать машину — значит чувствовать каждое колебание воздуха, каждое непроизвольное движение рулей, по слуху определять количество оборотов мотора, с закрытыми глазами видеть малейшие отклонения самолета от курса. Это чувство отнюдь не является врожденным. Оно приходит вместе с опытом благодаря упорному труду и кропотливой учебе…

Андрей вывел самолет из петли, установил его в горизонтальный полет и ждал дальнейших приказаний.

Снимите ноги с педалей, — сказал инспектор. — Бросьте ручку. Положите руки на борта. Закройте глаза.

Все эти требования Андрей выполнил и подумал: «Сейчас введет машину в штопор и предложит определить, сколько самолет сделает витков». Но самолет продолжал лететь в горизонтальном полете. Потом вошел в левый вираж. Снова горизонтальный полет. Правый вираж. Неполный. Переворот через крыло. Разворот вправо градусов на двадцать пять — тридцать, не больше. Опять петля, еще одна петля, третья… Еще один правый вираж, левый разворот, четыре витка правой спирали без газа. Андрей недоумевал: какую задачу поставит перед ним инспектор? Зачем он все это делает? И вдруг догадался: восстановление ориентировки на память! Это считалось нелегкой задачей. Крутиться в различных направлениях несколько минут, потом открыть глаза и немедленно показать, в какой стороне аэродром.

Андрей открыл глаза и окинул взглядом горизонт. Слева виражил самолет, на фюзеляже которого Андрей и увидел большие белые цифры: 1124. И, не раздумывая больше ни секунды, Андрей показал в направлении юго- запада:

Аэродром там.

Но аэродрома не было видно за дымкой, внизу — ни одного ориентира: желтеющие поля, неубранные стога соломы, табун лошадей. Инспектор ввел самолет в пологое планирование, и в наступившей тишине Андрей вдруг услышал веселый смех.

Наугад? — крикнул инспектор. — Или по нюху? Так или иначе, вы угадали: аэродром действительно на юго-западе.

Я знаю это точно, — твердо проговорил Андрей.

Может быть, объясните?

Самолет тысяча сто двадцать четыре, который виражит слева от нас, принадлежит первой летной группе нашего звена. Их зона находится в двенадцати километрах северо-восточнее аэродрома. Таким образом…

Понятно, курсант Степной. Для летчика быстро сообразить— значит победить. Ведите самолет в свою зону, продолжим проверку ваших знаний.

Яша Райтман сидел на чехлах и рассказывал:

Высота была полторы тысячи, когда я по заданию полковника ввел машину в левый штопор. Хвалиться не буду, но это был классический штопор. Полковник кричит: «Замечательно, Яша!»

Не ври, Яша, — спокойно поправил Абрам. — Полковник не знает твоего имени.

Ты прав, Абрам. Он кричал так: «Замечательно, курсант Райтман! Хороший штопор! Выводите!» Я даю правую ногу — ни черта. Даю газ — машина продолжает штопорить. А высота падает. Полковник кричит: «Плоский штопор!» «Как это могло случиться, — думаю я, — что мы попали в плоский штопор? Ведь из плоского штопора самолет выходит очень редко!» А высота падает. Смотрю, уже семьсот, шестьсот, пятьсот метров. Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на полковника. Сидит спокойно и даже, кажется, улыбается. Понимаете, машина штопорит, до земли осталось пятьсот метров, а он улыбается. Вдруг полковник кричит: «Курсант Райтман, вы не можете выводить самолет из штопора!» И только тогда я спохватился. Я хотел дать правую ногу и забыл. Самолет штопорит влево, а я, как осел, давлю на левую педаль. Абрам, честное слово, я стал холодным. И чуть не заплакал. «Ну, думаю, провалился. Опозорился на всю жизнь. Кто после этого даст мне в руки пилотское свидетельство?..»