Петр Лебеденко - Навстречу ветрам

Подумаешь, детские нежности, миллион чертей! — сказал он как-то Никите. — Не он соврал, а я. И нечего ему строить из себя благородную девицу…

Но ты заставил лгать и его, — ответил Никита. — Он ведь должен быть рассказать инструктору о твоем полете, но промолчал. Вот это его и тяготит.

Ха! Если бы меня тяготило каждое мое вранье, я давно околел бы, — не сдавался Нечмирев. — Да и вообще вы с Андрюшкой шибко честные. А мне наплевать. Я никому больно не сделал.

Бравируешь ты, Вася, — сказал Никита. — Мне кажется, что тебе самому от всего этого больно. И не стоит казаться хуже, чем ты есть на самом деле.

Мне больно? — засмеялся Нечмирев. — Чудишь ты, парень. Больно, это когда кто-нибудь стукнет по затылку. А я чувствую себя сейчас прекрасно, хоть бы вы все перестали меня узнавать.

Есть восточная пословица, Вася, — проговорил Никита — «Сколько ни кричи рахат-лукум, во рту от этого сладко не будет». Дошло?

Не дошло, — признался Вася.

Сколько ты ни кричи, что тебе на все наплевать, легче тебе не будет, и ходишь ты, как в воду опущенный. Поговорил бы ты лучше с Андреем.

На твой совет мне тоже наплевать с высоты тысячи метров! — сказал Нечмирев. — Пока, Никита. Я пошел.

Он пошел не к Андрею, а к инструктору Быстрову. Пошел с твердым намерением рассказать ему обо всем, чего бы это ни стоило. Потому что ему действительно было больно и за то, что он солгал инструктору, и за то, что Андрей презирает его за малодушие.

Выслушав признание курсанта, Быстров не удивился. Он только спросил:

Почему же вы молчали до сих пор, Нечмирев?

Пороху не хватало, товарищ инструктор. И, правду сказать, думал: «Пройдет все как-нибудь, худа от этого никому не будет». А сам-то я свою ошибку понял давно, еще тогда…

Хорошо, Нечмирев. — Инструктор подумал с минуту и предложил: — Вы расскажите о своем поступке всему отряду. Ведь знают об этом только Степной и Безденежный?

Да.

А надо, чтобы знали все. Все, понимаете?

Все? — переспросил Вася и опустил голову.

Да. Если хотите, чтобы ваш инструктор Быстров относился к вам с прежним уважением.

Сделаю! — решительно согласился Вася. — Об этом будут знать все. Даю вам слово.

Я верю вам, Нечмирев.

«Вот черт! — подумал Вася, отходя от инструктора. — Удружил мне Непоседа».

Два дня он ходил злой и угрюмый. Уже несколько раз собирался выполнить свое обещание и рассказать всему отряду о злополучном полете по маршруту и о своем обмане, но всегда, как только весь отряд собирался вместе, откладывал объяснение «на другой раз».

«Засмеют, черти! — думал Вася. — Затуркают…»

Никита спрашивал:

Ну, как, Вася, решил поговорить с Андрюшкой!

Пошли вы к миллиону дьяволов! — сердился Нечмирев.

Наконец он решился. Вечером отряд возвращался с аэродрома и кто-то предложил:

Зайдем на стадион, выкупаемся под душем.

Курсанты согласились и по звеньям приняли душ.

После купания приятно было полежать на траве, отдохнуть, поговорить о том, о сем, покурить. И престо помолчать, наблюдая, как одна за другой в далеком небе загораются звезды…

Когда последние курсанты возвратились из душевой, Вася вдруг весело заявил:

Братишки, хотите послушать о «трансатлантическом» перелете известного пилота В.Н.?

Давай, Вася! — быстро откликнулся Никита.

Не хотелось рассказывать об этой истории, но Человек-Непоседа упросил: «Расскажи, говорит, всем, на пользу дела». Что ж, если на пользу дела, пожалуйста.

Пилот В. Н. — это вы будете? — уточнил Яша.

Можешь не сомневаться. Маршрут у меня был третий: аэродром — Ольгинск — Гравий. Чудесный, маршрутик, я вам скажу! Озера, рощицы, хуторки. Лечу, а сам думаю: «Эх, какая красота неописуемая!» Овечки внизу, барашечки, пастушки руками машут. Задумался я: вот, мол, летаем, а красоту не всегда и замечаем. Нехорошо! Природу любить надо. Задумался, и чуток отклонился от маршрута…

А в «чутке» сколько было? — поинтересовался Яша.

В «чутке»? — Вася мельком взглянул на Андрея. — Да так, километра три… (Андрей кашлянул). Километров тридцать…

Самая малость, — подтвердил Андрей, улыбнувшись.

Дело же не в этом, — продолжал Вася. — Глянул я вниз, а там — девушки. Ха, как обалдели: прыгают, руками машут, сядь, мол, хоть на минутку, в жизни своей летчика в глаза не видали. «Эх, черт, думаю, сяду, поговорю, наши ведь, советские девушки». Приземлился, спрашиваю у Андрея: покурим? Он говорит: «Можно и покурить». Правильно, Андрей?

А с картой зачем отошел от самолета? — спросил Андрей, приближая Васю к истине.