Андрей видел, как из самолета, зарулившего на старт, вылез командир звена, а двое курсантов потащили в кабину мешки с песком: значит, кто-то сейчас будет вылетать в свой первый самостоятельный полет. Кто же этот счастливчик? Андрей посмотрел на номер машины: 11–45. Самолет третьей летной группы. Никита? Конечно, он! Вот Никита приподнял очки и взглянул на Андрея. Старается быть серьезным, но радость так и светится на лице. Да и зачем ее скрывать, эту радость?! Инструктор наклонился к Никите и дает ему последние наставления. Потом спрыгивает с плоскости и, держась за консоль, сам провожает машину к взлетной площадке. И когда Никита поднимает руку, спрашивая разрешения на взлет, инструктор сам взмахивает белым флажком. А Андрей шепчет: «Ни пуха, ни пера, Никита!»
Потом подошел инструктор Быстров и попросил командира звена проверить Бобырева и Нечмирева. Командир слетал с тем и другим и сказал:
— Отлично! Можно пускать самостоятельно.
Андрей встречал и провожал самолет, приветственно улыбался Бобыреву и Нечмиреву, когда они рулили к взлетной площадке, поздравлял их с первым самостоятельным вылетом, а сам все время думал: «А когда же полечу я? Почему они умеют, а я нет? Неужели я так туп?»
С каждым днем все новые и новые курсанты вылетали самостоятельно. В первом звене не вылетали Андрей Степной и Камелягин, во втором и в третьем звеньях — по три человека. Через две недели отчислили из училища, как неспособных, двух человек. И как ни старался Андрей не отчаиваться, настроение у него становилось все хуже и хуже. Он уже представлял себе, как однажды с ним в самолет сядет комэска и, сделав две-три посадки, вылезет из кабины и, ничего не сказав, пожмет плечами. А это значит… Это значит, что на другой день ему скажут то, что говорят всем отчисляемым по летной неуспеваемости курсантам: «Не огорчайтесь, не всем же быть летчиками. Хотите, мы переведем вас на техническое отделение?» И это будет прощанием со своей мечтой, со своими надеждами.
И все же веру в себя терять нельзя!
Андрей в свободное от полетов время уходил на границу аэродрома и часами наблюдал за летающими самолетами. Сразу же, как самолет делал третий разворот, Андрей настораживался: когда курсант уберет газ? Вот он летит все ближе и ближе к «Т».
— Ну, — шепчет Андрей, — убирай! Убирай же газ, промажешь!
Вдруг — тишина, машина планирует, делает четвертый разворот и точно садится у полотнища. «Значит, — думает Андрей, — я рассчитал бы правильно».
Появляется второй самолет. Ему еще лететь и лететь, а курсант уже ввел машину в планирование. «Конечно же, плюхнется с «недомазом», — думает Андрей. — Или придется подтягивать». И когда самолет садится, не долетев пятнадцать-двадцать метров до «Т», Андрей улыбается: «Говорил же, что рано убираешь газ! Вот и будет тебе сейчас азбучка от инструктора».
В четверг не летали. С восходом солнца поднялся сильный ветер, наплыли черные тучи и разразилась гроза. Одна за другой вспыхивали яркие молнии, беспрестанно гремел гром. Ветер свистел в расчалках, привязанных к штопорам самолетов, срывал с кабин моторов чехлы, врывался в ангары и гудел в железных перекрытиях. Потом хлынул ливень. Курсанты попрятались в ангары и сидели там угрюмые и злые. Часа через два инструкторы и командиры звеньев ушли, поручив курсантам работать с техниками: приводить в порядок моторы, смазывать расчалки, вытирать грязь и пыль в фюзеляжах.
Андрей сидел в задней кабине и проверял ножное управление, когда к самолету подошел Никита. Взобравшись на крыло, он наклонился к приятелю и сказал:
Слушай, Андрей, мы решили, что завтра тебе надо вылетать самостоятельно. Сколько можно тянуть резину, трын-трава?! Ждать, когда отчислят из училища?
Вы решили? — Андрей невесело ухмыльнулся. — Кто ж это — вы? Ты и Вася? Пожалуй, надо будет вылетать, коль вы решили. Забавно, черт возьми!
А ты не смейся, миллион чертей! — На другом крыле уже стоял Вася Нечмирев и гремел над головой Андрея — Никита сказал точно: завтра тебе надо вылетать, и ты полетишь. Точка.
Вы, случаем, бензину не наглотались? — спросил Андрей.
Вылезай-ка из кабины, сейчас поговорим, — предложил Вася.
Андрей послушно вылез, и они пошли втроем в угол ангара. Усевшись на старый баллон самолета, Никита сказал:
— Слушай, Андрей, может быть, это и нечестно с нашей стороны, но мы случайно подслушали разговор командира звена с командиром отряда. Я драил ленты, а Вася закрыл фюзеляж. Подурачиться. Я хотел было уже поднять крик, вдруг слышу голос командира отряда: «Что же делать со Степным? Вы когда проверяли его последний раз?» — «Вчера». — «И как?» — «Посадка отличная, координация движений отличная, а с расчетом ничего не получается. Просто удивительно». — «Командир эскадрильи, — проговорил комотряда, — поставил вопрос об отчислении всех, кто еще не вылетел. Может быть, он прав: в первой эскадрилье не осталось ни одного не вылетевшего самостоятельно. Через два дня докладывать начальнику училища, а что докладывать? Сроки все прошли. Наша эскадрилья плетется в хвосте. Командир отряда ушел, но в это время подошел Чики-Туко. «Степного вашего хотят отчислить», — сказал ему комзвена. «Что?» Мне казалось, что Человек-Непоседа, даже подпрыгнул. «Это же чье такое заключение?» — «Комэска.» — «Ни за что не соглашусь. Человек хочет летать, любит летать… Вы понимаете, любит летать! Я сам пойду к начальнику училища!» — «Слушай, Непоседа, — говорит комзвена. — Чего ты горячку порешь? Сам же знаешь, что сроки прошли. Не будешь же ты возить его до Ноева потопа?..» Потом они ушли. Наш Чики-Туко, конечно, будет драться, но что он может сделать, Андрей? Прикажет комэска, и все. Завтра с тобой полетит командир отряда. А может быть, после него и комэска.
Читать дальше