Виктор Бычков - Вишенки в огне

– Твоим дружбанам только ружья нужны или с тарахтелками пригодятся?

– Не понял. Поясни, мил человек.

Оказывается, Прибытков раздобыл где-то моток телефонного кабеля, завязал один конец за липу на выезде из деревни, с другим – спрятался за берёзой через дорогу. Когда едет тяжёлая техника, отпускает кабель, он лежит на земле. А вот когда приближается ночью патруль на мотоцикле, тогда быстренько натягивает, завязывает за дерево, и всё! Попробуй заметить тонкий кабель при свете фар.

– Представляешь, я несколько раз примерял водителя-мотоциклиста ещё днём, чтобы высоту правильно выставить. Подойду к ним, будто моциклетом интересуюсь, а сам к себе примеряю его шею с дурной головой. Важно ему, басурману, глоткой наскочить на кабель. Получилось! – сиял улыбкой мужчина. – Они ж почём зря носятся по дороге. А тут и я за деревцом удачу жду, польку-бабочку выбиваю!

– Ладно, глотку перехлестнуло водителю, а который в люльке? – допытывался Пётр Пантелеевич. – С ним ты как совладал?

– Слушай, сынок, – терял терпение Прибытков. – Ты следователь или прокурор? Может, хочешь свечку за упокой душ поставить?

Иль очную ставку провести желаешь? Так и скажи, и не дури мне больше голову, – обиделся Кирюша. – Я, можно сказать, на мокрое дело пошёл для него, а он… Э-эх, нашёл о чём спрашивать. Раков кормят фрицы в Деснянке. А тарахтелка с ружьями за околицей в кустах стоит. Иди, доложи Вернеру, прости, Господи. Пускай обратно забирает, нам она уже не нужна: поигрались, покатались и будя!

– Ну – ну, Данилыч! – Сидоркин благодарно похлопал товарища по спине. – Это… не обижайся. Спасибо тебе, Кирилла Данилович.

Потом ещё не один раз Прибытков указывал, где и что из оружия спрятано. Правда, перед этим снова пропадали патрули: и пешие, и моторизованные. За компанию пропали и два полицая, что пошли служить немцам верой и правдой по идейным соображениям, и свою преданность уже показали при расстреле пленных красноармейцев. Мало того, что сами обнаружили раненых солдатиков, так ещё лично расстреляли бедолаг. Ну – у, этих-то убрал Прибытков с молчаливого согласия самого старосты Сидоркина. Заманили под ложным предлогом за деревню да и…

Потихоньку снабжали партизан оружием, боеприпасами, медикаментами. Рыбак Мишка Янков приплывал в лодке по реке ночью, забирал в условленном месте и так же незаметно исчезал. Мотоциклы не стали уничтожать. Два штуки Вовка Кольцов перегнал в Вишенки. Говорит, сейчас пригодятся, а после войны и подавно.

Насколько знает Сидоркин, партизаны трижды нападали на немецкие колонны с солдатами, что шли к Москве. Устроят засаду, обстреляют из пулемётов, забросают гранатами да и смоются на мотоциклах. Пойди, догони.

Майор Вернер не мог позволить, чтобы на такой оживлённой автотрассе Москва-Брест правили бал партизаны. Сидоркину известно, что и вышестоящее немецкое командование обеспокоено постоянными нападениями партизан на воинские колонны на участке ответственности майора СС Вернера Карла Каспаровича. Оно и понятно: трасса имеет важное стратегическое значение, по которой и днём и ничью идут и идут немецкая техника и войска на Москву. С начала осени немцы предприняли ряд наступлений на партизанские деревни, но пока безуспешно. Потом все ждали прихода морозов, когда можно будет атаковать партизан с применением техники. Сам комендант развил бурную деятельность в этом направлении. Вот и появилось желание усмирить майора. Тем более, немцу вскружила голову молодая матушка Агафья, а её муж Пётр Кондратов был если не другом старосты деревни Слобода, то единомышленником был точно. Чем не повод поквитаться с майором?

Пётр Пантелеевич сам лично долго выслеживал коменданта, определяя, когда он возвращается от Агаши. Вроде всё правильно рассчитал, но сорвалось в последний момент. Кто же знал, что Вернер пойдёт пешком от церквы до комендатуры?

Для надёжности Сидоркин связал две немецкие гранаты М-24 с длинными рукоятками, ждал коменданта на въезде в Слободу.

Вовремя выдернул запальный шнур, даже выдержал секунды две, как и учили, и точно бросил в машину. Пробив боковое стекло, гранаты упали в кабине. Пригнувшись, скрылся в бывшем колхозном саду за церковью.

– Твою мать! – только и мог сказать, увидев в зареве сгоравшей машины силуэт целого и невредимого коменданта. – Твою гробину мать, прости, Господи.

А когда на глазах у Сидоркина майор Вернер лично расстрелял молодого Николая Назарова и его мать Нину Трофимовну, староста не находил себе места. Хотелось выскочить из укрытия, стрелять, стрелять в немцев, что столпились на краю деревни. Крики заживо сгоравших в собственном доме детишек Назаровых и по сей день преследуют Петра. Такое не забывается и он никогда не простит это фашистам.