Виктор Бычков - Вишенки в огне

Она вспоминает брата, и слёзы непроизвольно побежали из глаз. Да, ей жаль братика, так жаль, что прямо невмоготу, так жаль. Но… надо жить! Конечно, она до конца своей жизни будет нести в себе этот крест, эти чувства вины перед братом. И если у неё родится мальчик, сын, она обязательно назовёт его Никиткой. Тот Никитка, её братик, не исчезнет, он превратится в её сына Никитку.

От этих мыслей Фросе стало легче, настолько легче, что она решила сегодня впервые без посторонней помощи встать, пройтись не только по землянке, но и постараться выйти на свежий воздух. Она не была там с той февральской ночи, после которой у неё отнялись ноги. Доктор Дрогунов сказал, что это не безнадёжно, молодой организм возьмёт своё. Ему только надо помогать. Вот она и поможет сегодня.

Фрося стояла у входа в землянку, прислонившись спиной к молодой берёзке с нежно-зелёными, клейкими листочками, смотрела на весенний лес, вдыхала хвойный, терпкий, с примесью гнили чуть-чуть влажный воздух, слушала птичий щебет и глупо улыбалась, подставив бледное лицо ласковому полудённому солнцу. Разбрызгивая лужи, раскрыв руки для объятий, через поляну к ней бежала младшая сестричка Танюшка.

Пётр Пантелеевич Сидоркин казнил себя последними словами: «Кретин, идиот! Как такое могло случиться? Как и почему не уберёг своих детишек, жену? А остальных жителей Слободы?»

Будь он в тот день в Слободе, успел бы предупредить, оповестить земляков и они бы спаслись.

Вторую неделю он лежит в районе в немецком госпитале. Попал сюда сразу после Нового года. Комендант майор Вернер предложил встретить новый 1942 год вместе в актовом зале бывшей средней школы – немцы и полицаи. Вот и встретили…

Его, Петра Сидоркина, назначили старостой деревни Слобода буквально на следующий день после обращения к коменданту майору Вернеру. Клеймо «врага народа», расстрелянный НКВД бывший советский служащий дядя Николай Иванович, два тюремных срока при советской власти – всё это послужило прекрасным пропуском на службу к оккупационной власти. Сработал принцип «враг моего врага – мой друг». Две недели инструктажа и практических занятий в районе при управе, и пожалуйте: новоиспечённый полицай и староста готов верой и правдой служить во благо великой Германии! Выдали винтовку, пистолет, форму, обещали и денежное довольствие. Вот тебе и полиция! В подчинении старосты полицаи Борков, Руни, Вишенок и Пустошки. Всё так, но вот беда: в Вишенках так и не нашлось человека, готового служить немцам. Пришлось бургомистру пану Щуру Кондрату Петровичу отправлять группу полицаев из района в Вишенки. А про Пустошку и не стоит говорить: с сентября 1941 года ни немцы, ни тем более полицаи так и не смогли войти в деревню. Это «бунтарская» деревенька ещё в период продотрядов восставала против советской власти, а против фашистов и подавно. Так же обстоят дела с полицаями и в Руни.

На удивление быстро местные жители под руководством Лосева Леонида Михайловича организовали первый в округе партизанский отряд. К ним тут же примкнули и Вишенки, за ними и Руня. Эти три деревни находятся в труднодоступных местах, окружённые лесом, болотами. Объединяет их река Деснянка, одна на всех. Да, возможно, ещё и бунтарский, свободолюбивый дух жителей, что впитали они с запахами лесов и болот. Если Борки расположились под боком у Слободы, то остальные деревни бывшего сельсовета оторваны были и в лучшие времена. Только по зимнику да по сухой погоде можно было спокойно съездить, проведать «отшельников».

А так… Правда, местные жители знают дорогу вдоль речки, но там тропинка, узкая, опасная, по болотистой местности.

В Борках старостой назначили внука бывшего землевладельца Щербич Макара Егоровича – Антона, друга детства Леонид Михайловича. Воистину, яблоко далеко откатилось от яблони. Да оно и не падало под яблоню, то яблоко. Подонок ещё тот. Правда, правой рукой к нему приставлен свой человек Худолей Василий Петрович. Об этом предупредил сам товарищ Лосев, чтобы ненароком не убили.

Тех полицаев из района, что отправил бургомистр в Вишенки, партизаны разоружили. Хотели, было расстрелять, но начальник штаба Кулешов Корней Гаврилович (мудрая голова!), предложил дать им шанс искупить вину перед родиной кровью в бою. Согласились. А куда деваться? Слух доходил, что четверо полицаев погибли в боях с немцами, в том числе и старший Ласый Василий Никонорович. Остальные живы, воюют в отряде: Бокачи – Фома Назарович с сыном Василием и зять Ласого Григорий Долгов.