Виктор Бычков - Вишенки в огне

Прибытков не рассказал, как ему удалось похитить оружие из – под носа фрицев, прямо из комендатуры.

– Много будешь знать, не будет кому Гитлер капут делать, – отшутился Кирилла Данилович на вопросы товарища.

– Слышишь, дорогой Кирюшка? – от избытка чувств Пётр Пантелеевич готов был расцеловать мужчину. – А ты ещё купить там же не можешь? Нашим в лес во как нужно оружие, – староста провёл ладонью по горлу.

– Не – е, – отмахнулся полицай. – Два раза в одну воду не ступают, это закон. – Я как-нибудь по – другому мараковать буду.

Отныне Пётр Пантелеевич строил рабочий день таким образом, чтобы можно было незаметно отлучиться, уйти по своим делам. Перепоручив контроль над полицаями на Прибыткова, староста уходил домой, и уже из дома вдоль реки пробирался в подлесок, а потом и к шоссе Брест-Москва. Выбирал место или высокое дерево подальше от дороги, пристраивал винтовку, ждал колонны немецких машин. Его объектами становились в первую очередь пассажиры легковых машин. Сделав один-два выстрела, тут же исчезал, растворялся в лесу. Никогда не использовал место засады дважды.

Всё шло более-менее, пока однажды Прибытков не предупредил.

– Стал я замечать, господин староста, как только коменданту становится известно, что немцев кто-то опять вспугнул на шоссейке, так он сразу тебя разыскивать начинает. Первый момент тебя как будто и нет, а потом ты и нарисовываешься загнанный, как лошадка.

– Ты думаешь? – что-то холодное закралось в душу, нехорошо шевельнулось там.

– Это не я думаю, а Карлуша, понял? А сейчас и ты думай. Я бы тебя подменил, да глаза у меня старческие, слезятся.

С этого дня староста стал остерегаться ещё больше. Решил пока на время прекратить свои вылазки, а там как бог даст.

Иногда ловил себя на мысли, что он, староста деревни Слобода Сидоркин Пётр Пантелеевич, устал, сильно устал жить двойной жизнью. Легче было бы пойти в партизанский отряд, быть вместе со своими, бить врага сообща, чувствовать рядом плечо товарища, единомышленника. Это в первые дни войны им охватило отчаяние, боязнь оказаться в стороне от общей борьбы своего народа. Вот поэтому он и кинулся в полицию, свято веря и надеясь уничтожать врага, будучи в его личине. Но потом всё наладилось, и связь с партизанами в первую очередь. О своей мечте сказал Лосеву. Но тот категорически отсоветовал: хорошо иметь своего человека в стане врага. Это труднее во сто крат, но и польза неоценимая. Вот поэтому и терпит Сидоркин на себе ненавистную форму, играет роль служаки.

Одно дело отправлять сельчан на различные работы, совсем другое – отнимать у них свиней, коров, иную животину. Пётр очень хорошо знает, что значит для крестьянина его коровёнка, поросёнок, курочка, огородишко особенно вот сейчас, в военное время на оккупированной земле, когда выбита почва из – под ног, когда совершенно неизвестно, что будет с тобой завтра. Надежда у людей только на себя, на свое хозяйство, а тут Сидоркин с полицаями приходят, изымают. Понятно, что любви у земляков он не сыщет, а вот ненависти, презрения получит сполна. Так оно и есть: не раз уже слышал за спиной нехорошие слова в свой адрес. Но не скажешь, ведь, людям, что так надо, что ты вынужден это делать с пользой для общего дела, для нашей победы.

И с другой стороны: проявить неподчинение? Ослушаться приказа коменданта вот так – в открытую? Себе дороже. Цена человеческой жизни местного населения в глазах немцев не стоит и ломаного гроша. А чем лучше староста деревни Сидоркин для фрицев? Такая же «ferfluchter schwein», как и все русские. Сами они «долбаные свиньи», однако пока сила на их стороне. Вот и приходится рядиться в их шкуру, прости, Господи, подыгрывать немцам, изображать рвение по службе.

Хорошо, немцы пока не привлекали полицаев к борьбе с партизанами, однако разговоры такие идут давно. Сам комендант присутствовал на нескольких учебных занятиях с полицаями, где отрабатывали навыки наступления, обороны, но восторга от перспективы воевать с партизанами у подчинённых Сидоркина особо не возникало. Хотя и пошли в полицию некоторый из идейных соображений, «из обиженных», как определил для себя Пётр, так они рассчитывали вернуть себе землю, избавиться от советской власти. А воевать? А как воевать, если в тех же партизанах то родственник, то сосед, то просто знакомый? Самое большое, что делает абсолютное большинство подчинённых, так это исподтишка, а то и в открытую занимаются мародёрством, воровством, соревнуясь с немецкими и румынскими солдатами – кто больше? Это они умеют, в этом они мастера.