Иван Петров - Будьте красивыми

Они не искали других встреч — за стенами узла, в лагере. Этих встреч и не надо было: Варя и без того теперь была всегда на глазах у Игоря, а Игорь у Вари. И большего счастья, чем видеть Игоря, посидеть рядом с ним на виду у всех, Варе и не надо было.

Сейчас они встретились впервые наедине, без людей, ночью — и в такой тяжелый момент для них. Варя сидела на топчане и ждала, что он скажет. А он молчал и ничего не говорил. И она потихоньку заплакала.

Наконец он сказал:

— Иди, Варя, посиди…

Она тихо, неслышно подошла к нему и села рядом на порожке.

— Ну, что со мной будет, Игорь? Что делать? Мне страшно, — сказала она.

— Подожди, Варя, помолчи, — сказал он задумчиво. — Посиди.

И она покорно замолчала.

Из леса тянуло прохладой и еще чем-то холодным, металлическим, что, казалось, лежало где-то рядом, перед ними. Деревья спали. Между веток Варя увидела звездочку. Ей очень хотелось прислониться к Игорю, отдохнуть, так она устала за день — и наплевать на арест, на все, что ожидает ее! Но Игорь молчал.

Потом он сказал:

— Варя, у тебя, наверное, барахлил аппарат. Почему у тебя вместо одной двойки вылетели две?

— Ты хочешь сказать, что во всем виноват ты, техник?

— Помолчи, Варя. Мне кажется, твой аппарат в тот вечер барахлил, давал сдвоенные посылки. Бывает так…

— Не надо этого делать, Игорь! — сказала она испуганно. — Не надо, Игорек, послушай меня! С тобой хуже сделают, чем со мной. Пускай я одна отвечу. И потом ты забыл, — воскликнула она, — я ведь должна была проверить контрольную ленту, найти ошибку и исправить ее! Это я виновата, я одна, Игорь! Аппарат работал очень хорошо, на линию с капе фронта всегда ставили лучший аппарат.

Он снова надолго замолчал. И то, что он молчал долго и не ответил ей, говорило о том, что он остался при своем мнении и не послушал ее.

— Варя, дело худо. Ты даже не знаешь, как худо, и я не уверен, что аппарат не двоил. А если двоил, то виноват я, и ты молчи, — сказал он опять.

— Не надо, не надо, Игорь! — взмолилась Варя и прижалась к его плечу. Плечо было колючим, холодным. Тогда Варя вскочила и бросилась на топчан. Голова ее горела. Теперь она боялась не за себя, а за Игоря. Она знала: с ним за эту ошибку сделают хуже, чем с нею. Ей казалось, что, если он скажет, наговорит на себя, она потеряет Игоря, а вместе с ним и всю радость жизни.

Дверь в сторожку тихо прикрылась. Варя рывком поднялась, посмотрела в темноту, крикнула испуганно:

— Игорь!

— Молчи, Карамышева, — послышался снаружи приглушенный голос Медовницы. — Нельзя шуметь…

Откуда здесь опять Медовница? Был ли тут Игорь? Может быть, ей все это только показалось? Может быть, его вовсе и не было! Где он, что с ним?..

В эту ночь Варя спала тревожно, поминутно вскакивала, садилась на топчане, прислушивалась. Сегодня и лес не шумел, шумело только в ушах. Было страшно и холодно.

А утром, вместе с далеким-далеким, почти несбыточным рассветом, в окно сторожки заглянула ягода малины, по-прежнему целая и невредимая, такая же свежая и прозрачная — на ее крохотных ворсинках висели разноцветные пылинки росы…

Стрельцов не мог избавиться от навязчивой мысли: да, да, да, аппарат на линии с капе фронта в тот вечер давал сдвоенную посылку, так вместо одной двойки получились две — 22; да, да, он, техник, при приемке смены обязан был проверить, как работает телетайп, и отрегулировать его — и не сделал этого. И хотя аппарат работал отлично, хотя он, техник, проверял, регулировал его, в том, что ошибка допущена по его вине, Стрельцов был почти убежден. Он должен кому-то сказать об этом! Хотя бы тому же Скуратову, так оставлять нельзя, нельзя!

Это решение еще более окрепло после встречи с Варей. Утром Игорь встал раньше всех, до побудки, сходил на речку, окатился холодной водой до пояса, насухо, до жгучего огня растерся полотенцем. «Выберу момент, доложу Скуратову, — упрямо думал он. — Пускай со мной что угодно делают, а ее нельзя трогать, она не виновата».

Утро выдалось тихим, ясным: так бывает только осенью. Еще вчера моросил дождь, стояли непроглядные туманы, которые, казалось, давили к земле все живое, а сегодня вставало большое красное солнце, на небе не было ни облачка, горизонт раздвинулся до бесконечности; любой звук чист, воздух до хмельного свеж — осень, осень!

Одевшись, Игорь, залюбовался видом полей, по гибким лавам перешел на ту сторону речки, остановился на закрайке густо-зеленого поля озимых, уходившего вверх по склону. Возможно, этот хлеб уберут уже в мирное время. Да, это будет так! Идут последние месяцы войны…