Иван Петров - Будьте красивыми

Так прошел день, первый день ее заточения.

Вечером Варя долго стояла у окошечка, упершись головой в раму и наблюдая за чудесной ягодой, которая качалась на ветке перед стеклом. Она, как и утром, была свежа, прозрачна, точно жемчужная, и вместе со всеми зернышками, заключенными в ней, просматривалась насквозь в лучах заходящего солнца. Синичка уже не показывалась, она улетела, может быть, села на ночь где-нибудь под застрехой; ничто не грозило ягоде, а Варя стояла и караулила ее.

Стемнело. За ее спиной, снаружи, послышались голоса, потом открылась дверь. Она не оглянулась. Так прошло минут пять — десять. И вдруг ее словно что-то толкнуло в грудь, кровь прилила к вискам — она почувствовала, что на пороге сидит человек. Она знала, кто этот человек, ждала, карауля ягоду, именно его, и знала, что он придет. Она порывисто обернулась и, хотя в темноте не видно было, кто сидит на пороге, сказала горячо, с нетерпением:

— Игорь, это ты? Зачем ты пришел?..

Человек ничего не ответил, только наклонил голову, и Варя по этому его движению, в котором было что-то единственное, непередаваемое, узнала Стрельцова и от радости больше не могла сказать ни слова, присела на топчан, чутко ловя дыхание Игоря.

Он молчал. В дверном проеме уже совсем сгустилась темнота, Варя слышала только шелест леса, который доносился через раскрытую дверь, да биение своего сердца, которому было тесно в груди.

Наконец Стрельцов подал голос. Его слова относились к часовому:

— Ты, Медовница, наверное, устал. Иди отдохни часик. Я тут посижу…

— Хорошо, товарищ старший сержант, — откуда-то из темноты ответил Медовница. — Карабин оставить вам или как?

— Возьми с собой. Иди, Медовница.

Варя слышала, как пошел старик, механически считала его шаги, которые слышались очень отчетливо: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Ой, Игорь, какой ты молодчина, Игорек, Игоречек! Девять, десять, одиннадцать… Боже, как хорошо в лесу, как слышны его шаги! Вот бы пройтись по такому лесу! Наверное, и месяц взойдет. На опушку выйти бы, на лунное поле поглядеть, с Игорем. Боже боже!.. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать», — считала она, уже не слыша шагов Медовницы.

Ей стало жарко, она расстегнула воротничок гимнастерки, потрогала виски, не зная, что делать. А Игорь молчал, он будто забыл про нее. Игорь, Игорь, бедный, как он переживает за нее! Варя присела на топчан, чуткая, настороженная, готовая в любой миг подняться, вскочить, откликнуться на его зов.

Игорь как-то незаметно, помимо ее воли, неожиданно стал самой большой радостью в ее жизни, радостью тайной, скрытой ото всех и такой горячей и полной, что иногда казалось, нечем дышать от полноты ее. Игорь пришел в роту примерно в одно время с Варей. До этого он был десантником, воевал в тылу у немцев, его вывезли оттуда раненного. Она как-то сразу, еще в первые дни после прибытия в роту, обратила внимание на смуглого, гибкого, как девушка, расторопного техника, комсорга роты Стрельцова. За свою некрасивость, за свои веснушки и рыженькие косички она больше всех стеснялась перед Стрельцовым и особенно остро, с обидой завидовала всем девушкам, которые были красивее ее. В один из самых тяжелых приступов такой обиды она срезала свои косички, подстриглась «под мальчишку».

Стрельцов казался ей строгим и потому недоступным, тем более для нее, для Вари. Но однажды у нее что-то зашалил телетайп, она пригласила Стрельцова, он, не глядя на нее, снял крышку, включил мотор, прислушался; насвистывая, принялся регулировать аппарат. Она стояла рядом и смотрела на него, на его тонкие, проворные, маленькие, совсем девичьи руки, на смуглое, с черными усиками лицо, на шею, заросшую мягкими курчавыми волосами, на маленькое ухо — и он, и все в нем показалось ей чем-то до боли знакомым, родным, желанным — и недосягаемым, запретным. Исправив аппарат, он посмотрел на Варю, сухо улыбнулся одними черными миндалевидными глазами, сказал:

— Все в порядке, рыжая, садись, работай.

У Вари упало сердце от радости. Она вспомнила, кого ей напоминал Стрельцов: старинного, давнишнего соседа Петьку, и она сказала в тон ему:

— А я не рыжая, я каштановая.

— О! — воскликнул он, точь-в-точь как Петька, сделав удивленные глаза. — Ты и впрямь не рыжая, а каштановая! Смотри-ка! Ну, ну, садись, работай, каштановая…

С этого момента Варя, как и в детстве, когда Петька впервые назвал ее каштановой, снова почувствовала себя красивой — только не для всех, не для девушек, которые были красивы для всех, не для генерала, который любил красивых, а для Стрельцова, для одного его, для Игоря. И Игорь увидел эту ее красоту, стал больше улыбаться Варе, особенно когда встречал ее взгляд. А однажды ночью, когда было мало работы, он подошел к ней и присел рядом… О, как гордо она посмотрела вокруг, каким счастьем засветились ее глаза! «Пусть к вам садится генерал, а вы посмотрите, кто ко мне сел, с кем я разговариваю!» Дрожа от страха и счастья, готовая потерять сознание, она призвала на помощь все многоопытное женское искусство, которое вложено природой в каждую девушку, и, гордо поглядывая по сторонам, повела свой первый разговор со Стрельцовым…