Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Вот черт!

– Ну, в общем-то, ты прав, старина, – согласился Максим по-немецки. – Представляться не будем, от обмена верительными грамотами воздержимся…

Получив прикладом по голове, немец потерял сознание и отлетел обратно к унитазу. Максим удивленно покосился на Асташонка, опускающего автомат.

– Ты чего?

– А ты чего? – проворчал Асташонок. – В немецком поупражняться сюда пришел?

– Я только спросить хотел, – пожал плечами Максим. – Не согласится ли господин временно побыть нашим проводником…

Солдаты растекались по подземным галереям, врывались в помещения, где стояли мощные генераторы, телефонные и телеграфные аппараты. Похоже, этот бункер с мощными железобетонными стенами был ранее частью сложного штабного комплекса с засекреченными линиями связи, простирающимися неведомо куда. Но сейчас тут царило запустение, многие приборы были зачехлены, другие обрастали пылью. На столах валялись оперативные карты, ворохи бумаг. Красноармейцы запинались о пустые бутылки из-под шнапса. Борька распахнул толстую книгу, валяющуюся на столе для аппаратуры, уставился в мелкий текст, потом закрыл и посмотрел на обложку.

– Что читают? – мимоходом бросил Кибальчик.

– Библию, – буркнул Борька.

– А это что? – наморщил лоб парень.

– А тебе это не надо, – отмахнулся Борька. – Лови, – бросил бойцу хрустящую упаковку. – Галет лучше покушай. Правда, у немцев они хреновые, не то что наши, песок какой-то прессованный…

В одном из помещений храпел, свернувшись в уголке, толстый связист в пилотке. Вонь в каморке стояла такая, словно он неделю питался одним шнапсом. Из другого помещения штрафники вытащили за шиворот двух осоловевших от спиртного офицеров – те лишь хлопали глазами и не могли сказать ничего вразумительного.

– В шнапсе грусть-тоску топят, – прокомментировал Гуськов. – Вот только не поможет. По моим многолетним наблюдениям, товарищи, алкоголь – прекрасная штука, если потреблять в разумных пределах, но пить, когда хреново на душе – это лишь усугублять свою драму. Хуже будет. Пить нужно с радости, с устатку или когда заняться больше нечем… Впрочем, ладно, чего я тут философствую.

– Обалдеть, – озадаченно почесал ухо Борька, созерцая подземный притон. – В этом бункере есть хоть кто-то трезвый? Мы куда попали, мужики? Ау?

Послышался пьяный женский хохот, бойцы насторожились, и через мгновение уже врывались в общую спальню.

В бункере оказался еще и бордель! Пух от вспоротых подушек и матрасов устилал пространство, точно снег – здесь неплохо проводили время. На ближайшей ко входу кровати заворочались, из-под одеяла высунулись две блаженные пьяные физиономии. Подскочивший Бугаенко сдернул одеяло… и, видимо, зря.

Солдаты заворчали.

– Не, ну нормально! Мы не жрем, не спим – а они тут пьют и трахаются! – выразил общее мнение Бугаенко.

Казбеков – тот еще блюститель нравственности, – оторвал немца от дамы, принялся лупить по чему ни попадя. Женщина захохотала, изогнулась в соблазнительной позе. Бойцы таращились на нее с открытыми ртами.

– Зашибись, – судорожно сглотнув, резюмировал Борька. – Но я, пожалуй, пойду. Вдруг она заразная? Мужики, не советовал бы прикасаться к этому существу – впрочем, дело ваше…

Оставив пьяниц в «общей спальне», солдаты пошли дальше. Вниз по коридору было еще хуже. Перешагнув через пьяного немца, спящего на лестнице, штрафники спустились в просторную столовую. Здесь было несколько высоких столиков неподалеку от барной стойки – выпивать и закусывать за ними можно было только стоя. Группа штабных офицеров расположилась в углу – рослые, представительные, без ремней и с расстегнутыми воротниками – они увлеченно пили коньяк, переговариваясь каркающими голосами. Они еще стояли на ногах, но уже ничего не воспринимали: не видя бойцов Коренича, продолжали выпивать и разговаривать. У немцев были бледные, неживые лица, красные воспаленные глаза, свидетельствующие о переживаниях и бессонных ночах. Русоволосый оберст-лейтенант медленно повернулся, схватившись за плечо коллеги, обволок мутным взглядом приближающуюся «судьбу», что-то бросил. Офицеры вразнобой засмеялись.

– Дела-а-а, – протянул Ситников. – Мне одному кажется, что эти люди о нас невысокого мнения?

– Может, расстреляем? – неуверенно предложил Шульжин, покосившись на уставленную бутылками стойку – в живописной галерее стеклотары зияли крупные дыры.

– Да пошли они, – буркнул Бугаенко. – Патронов жалко на эту публику.