Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Хотелось бы сразу предупредить, товарищи офицеры – мы сегодня не пьем, – строго сказал Максим. – И с нашими немецкими коллегами не братаемся.

Оберст-лейтенант отвернулся, презрительно демонстрируя стриженый затылок, и офицеры снова погрузились в беседу.

– Ну, точно, мы чужие на этом празднике жизни, – прокомментировал Ситников, перегибаясь за стойку.

Распахнулась дверь в глубине помещения, и за ней обозначился щеголеватый майор. Он был одет по полной форме и трезв – в отличие от сослуживцев. Встретить посторонних в «помещении для принятия алкоголя» он, видимо, не ожидал. Хотел войти, но передумал. Посмотрел на солдат противника, сглотнул – словно ежом подавился. Холеные пальцы потянулись к кобуре. Майор побледнел… и захлопнул дверь.

Казбеков и Шульжин подлетели к ней, прижались к косякам.

– Давай, дорогой, – выразительно кивнул Казбеков на дверь. – Ты мелкий, ты быстрый…

– Сейчас… – Шульжин наморщил лоб. – До трех досчитаем, куда нам суетиться.

На счете «два» за дверью сухо прогремело. Шульжин удовлетворенно кивнул – словно ждал чего-то подобного. Осторожно приоткрыл дверь, глянул за косяк, кивнул, увидев ноги офицера-самоубийцы, удалился на минутку, вернулся, сделав знак – мол, все в порядке.

Пирующие офицеры словно не заметили, что их полку убыло. Веселье агонизировало. Пирующие сомкнули бокалы – «за великую Германию!», – заговорили вразнобой, брызгаясь слюнями. Потом один из них обнял бутылку, пошатываясь, добрел до озадаченного Борьки и принялся взахлеб что-то вещать, выразительно показывая на бутылку и цепляя солдата за рукав. Борька сделал суровую физиономию, но вышло не очень; тогда он отстранился, давая понять, что не готов обниматься, вопросительно уставился на Коренича.

– Что он мямлит, Максим?

– Выпить тебе предлагает, – пояснил Коренич. – Он глубоко уважает Красную армию, ведь она разбила в пух и прах непобедимую германскую армию, а почему это произошло – они сейчас с коллегами как раз и обсуждают. Один из его уважаемых собеседников склонен видеть причину неудач немецкой армии в суровом русском климате. Другой – в рассогласованности действий люфтваффе, вермахта и ваффен СС, имеющих привычку тянуть одеяло на себя и строить козни смежным ведомствам. Третий считает, что русским помогли неограниченные людские резервы – их можно, не задумываясь, бросать в бой, не считаясь с потерями – в то время, когда у немцев каждый солдат на счету. И только он – майор Фредерик фон Луцке, командир особого батальона связи, который прекратил свое существование в ходе известных событий, считает, что в деле замешано что-то еще, но он уже достаточно выпил и не может стройно сформулировать незаконченную мысль. Ты не хочешь ему помочь?

– По граммульке, Максим? – смущенно попросил Борька. – Все равно воевать здесь не с кем. И я ему на кулаках популярно объясню – и про непобедимый русский дух, и про любовь к родной земле вкупе с неприязнью к чужестранцам…

– А как же партия и товарищ Сталин? – удивился Бугаенко. – Разве не они вели нас в бой, вдохновляя на подвиги?

– Точно, – хлопнул себя по лбу Борька. – Про партию большевиков и товарища Сталина я, к стыду своему, забыл. Именно, товарищи, именно…

– Ну, разве что по граммульке… – задумался Максим, наблюдая, как, пошатываясь, подошел к стойке Макс Хольдер, постеснялся брать что-то дорогое и изысканное, хапнул бутылку шнапса и присосался к горлышку. – Но только без фанатизма, мужики, и быстрее, пока майор Агапов со своими бойцами канителится.

Помянули «черта», как водится, не вовремя. Где-то внизу, под толщей бетонных перекрытий, вспыхнула стрельба. Отрывистые выстрелы из вальтера и пару очередей из МР-40 перекрыла трескотня советских ППШ. Солдаты всполошились, Борька оттолкнул от себя навязчивого офицера германской армии, тот не устоял и повалился на ошеломленных коллег. Офицеры попадали, как костяшки домино, последним завалился столик.

– За мной, вниз! – проорал Максим. – Все здесь? Гуськов, собирай отстающих!

Солдаты по одному выскакивали в коридор, гремели сапогами по узкой лестнице.

На нижнем уровне они нашли длинную комнату с низким потолком, уставленную аппаратурой. Навстречу солдатам, вытаскивая парабеллум, бросилась миловидная связистка в форме, строгой пилотке и молниями в петлицах.

– Свиньи, русские свиньи! – плевалась она.

– Ну, ни хрена себе, женский батальон СС, – изумился Асташонок, перехватывая парабеллум и заламывая дамочке руку.