Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

– Никак нет, товарищ майор, – наигранно бодро отвечаю и, не глядя на девушку, с прожженным армейским цинизмом, предельно нагло заканчиваю ответ: – У афганки манда с зубами попалась, вот и цапнула, сука душманская.

– Хам! – словом, как пощечиной, хлещет девушка и краснеет.

Густо хохочет майор. Я кривлю в похабной улыбочке губы.

– Пошел вон! – погасив смех, грохочет майор.

Поворачиваюсь и ухожу. Слышу, как утешает нежное создание товарищ майор:

– Вы, Настенька, от солдат подальше держитесь. Быдло, оно и есть быдло. Да и вшей от них набраться можно. А вот мы в дуканчик съездим и там бельишка вам импортного подберем, а еще сегодня у меня именины, приглашаю…

Продолжения не слышу. Ты быдло, солдат второй роты, вот и катись в свое стойло. И нечего злиться, ну кто ты такой, чтобы с майором равняться? Грязный, вшивый, истощенный. А товарищ майор вольнонаемную девушку в лавочку сводит, всяких красивых штучек ей накупит. Денежки у него водятся. Загонит товарищ майор продуктов, обмундирования, стирального порошка с мыльцем да горючесмазочных материалов нашим афганским товарищам – вот и есть на что купить красивую тряпку и широко свои именины отметить.

Солдатне вечно не хватает еды и одежды, вши солдатню мучают? Так это ж быдло, оно перебьется. А ты, вольнонаемная, держись от солдатни подальше, а то паразитов от нас наберешься. И нечего на меня с жалостью смотреть, я в твоей жалости не нуждаюсь. Это тебя, Настя, жалеть надо. Трое вас, женщин, у нас в бригаде. Все вольнонаемные. Не от великого женского счастья вас в Афган занесло, от безнадежности вы сюда завербовались. Приехали вы в надежде свою женскую судьбу устроить, а еще барахла поднабрать, да и денег заработать, чего уж там греха-то таить. По три оклада в Афгане платят. В Союзе столько не заработаешь. Не шибко-то вы и красивые. Красивые и дома устраиваются неплохо. Только как любит говорить товарищ майор: «Если нет мяса, то в поле и жука раком можно». А ты что хотела? Эх, милая, никто тебя больно-то и не спрашивал, а ты то, что хочешь. Ты, Настя, сюда по вольному найму пришла, а на войне как на войне. Вот так-то, девушка. Может, ты и плакала по ночам в подушку, не знаю. Как говорится, свечку не держал, нет у меня такой привычки. Зато знаю, что тут не кино, романтики нет, а есть оголодавшие без баб здоровые мужики. Каждый, кто на тебя смотрит, только и думает… Да ты и сама знаешь о чем, а кто может, тот и делает то, о чем думает. А еще, Настя, ты уж извини, что матерился при тебе, это я от зависти и обиды, что не мне тебя обнимать. Эх, девчата, нам на той войне погано было, а вам еще хуже. Вы, девчата, такие же жертвы войны, как и мы, раны от пули или осколка, они заживут, а вот покореженная душа – она еще ой как долго болеть да ныть будет. Вы уж простите, если что не так…

Но не все так грустно, как кажется, была и у меня в Афганистане любовь. Точь-в-точь как в романтических поэмах и балладах рассказано. Верная, взаимная, надежная. Ты помнишь, моя любовь, мой родимый РПКС-74 № ЕЕ 1232, как я за тобой ухаживал, смазывал, чистил, лелеял? Никогда я тебе не изменял. Пытались мне, как шлюху, навязать снайперскую винтовку, наотрез отказался. Обручили меня по приказу с АКС-74, так я его тут же бросил и к тебе вернулся. А ты меня никогда не подводил. Грязь или пыль, жара или холод, горы или пустыня, ты всегда на малейшее движение пальца руки откликался. Сколько раз ты мне жизнь спасал, а сколько моих тайн прятал? Об этом только мы двое знаем, ты да я.

Почти все в армии говно, а вот оружие отличное. Я почти все стрелковое вооружение знаю и умею с ним обращаться, без лести скажу конструкторам и мастерам-оружейникам – вы лучшие. Видал я иностранные стволы, брали мы их в качестве трофеев, так вот, по сравнению с нашим оружием, это просто дерьмо. Правда, в числе трофеев попадались АК-47 и ДШК китайского производства, неплохие игрушки, но создали-то их наши конструкторы. Китайцы их только по лицензии выпускали.

Дорогой ты мой РПКС-74 № ЕЕ 1232, бывало, что и ругал я тебя, и злился на тяжесть твою, матом твоего папу Калашникова многократно поминал, а ты не обижался, все мне прощал и мгновенно без всяких осечек разом мог выпустить сорок пять пуль. А секунда в бою иной раз жизнью меряется.

В Средние века каждый рыцарь своему мечу имя давал. Ну какой из меня рыцарь? Да никакой! А имя я тебе все же дал. Настоящее имя – армейское, самое-самое десантное. «Зае…ись» – так я тебя звал и в радости, и в горе.