Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

– Разве вы не знаете, товарищ солдат, – возмутился Эн, – что избиение военнопленных строго запрещено?

Если бы я сам не видел, как Эн проводит на операциях допросы, то, безусловно, бы ему поверил, так искренен был его тон, таким неподдельным было его возмущение, а Эн между тем продолжал:

– Нет в тебе, солдат, подлинного советского гуманизма, да что там, – посетовал Эн и безнадежно махнул рукой, – в тебе даже совести нет, хоть бы предупредил, что брага хреновая.

– Да я, товарищ капитан… – начал было оправдываться я, но Эн ничего не хотел слушать:

– Солдат! На тренировку бегом марш!

Еще три дня я был спарринг-партнером капитана Эн в его занятиях по боксу. Потом он нашел другую дисциплинарную жертву. О том, что он меня встретил пьяного с оружием и вне расположения роты, о том, что я его фактически послал на х…, Эн никому не докладывал. Не той пробы был мужик – сам все проблемы решал, как умел. А решать и бить он умел неплохо, уж можете мне поверить.

Вот так или почти так дисциплину у нас и поддерживали. А что, было бы лучше – суд, а потом дисбат или зона? Вы решайте, как хотите, но у нас в батальоне жалоб вышестоящему командованию на неуставные взаимоотношения не было.

Можно было исключительно по уставу отношения между военнослужащими построить? Ясный день, как дубовый пень! Можно! У нас даже плакатик в ленинской комнате висел на стене: «Живи по уставу! Завоюешь честь и славу!» Что из такой попытки вышло бы, я вам расскажу. Был и такой случай, пытался один боец по уставу жить, но честь и славу он не заслужил.

Как его имя и в каком конкретно подразделении он служил, я говорить не буду. Зачем? Я его немного знал, романтичный юноша был, в десант и в Афган добровольцем напросился. И сейчас мне его искренне жаль. В роте, куда он попал служить в самом начале, он там что-то с бойцами не поделил и был избит. Дело самое заурядное, обычное для мужского коллектива. Боец побежал жаловаться командиру роты. Ротный вызвал его обидчиков и для порядка их отчитал. Бойцу же офицер порекомендовал больше к нему не бегать, а то ему же хуже будет. Боец возвращается в палатку, и его бьют посильнее и, кроме того, объясняют, что стучать на товарищей очень нехорошо. Боец бежит с жалобой к комбату. Комбат вызывает ротного, достает «вазелин» и морально вваливает бедняге офицеру по самое «не хочу» за неумение работать с личным составом. Ротного солдаты уважали, и за полученную им обиду бойцу хотят сурово отомстить. Офицер просит их пожалеть дурака, его слушают и бойца больше не трогают. Но зато весь личный состав, включая и офицеров роты, подвергает его полной обструкции. Боец пребывает в обиде на жизнь и тяжело переживает крушение романтических идеалов. И вот рота возвращается с боевой операции, вся затаренная барахлом. Боец, которого на операции не брали, видя принесенные трофеи невоенного характера, решил, что настал его час поквитаться с обидчиками. Он потихоньку приходит в особый отдел бригады и докладывает: «Так, мол, и так, а вся *** рота, включая и командный состав, мародеры».

А бригадные особисты и без него все это распрекрасно знают. Сами такими вещами баловались. По-настоящему особистов волновало три вопроса: обеспечение контрразведывательного режима, пресечение возможности перехода военнослужащих к противнику, пресечение возможной утечки оружия и боеприпасов.

Особисты словесно хвалят бойца за проявленную бдительность, а один из них хорошо ему знакомому начальнику разведки бригады в частном порядке сообщает: «Ой, ребята! Это, конечно, ваше дело, но смотрите, как бы вся эта вонь дальше не пошла, мы, конечно, рапорт придержим… свои люди как-никак… а вы сами уж как-нибудь разберитесь».

Начальник разведки бригады просит зайти к нему командира *** роты. Вдвоем решают убрать «бдительного» бойца в другое подразделение, а то если солдаты узнают о том, что боец и в особую часть на них стучит, то точно его убьют.

Переводят бойца в другой батальон. Бригада – это ж большая деревня, все друг про друга знают, вот вместе с бойцом и «слава» его переходит. Новый ротный, зная все обстоятельства перевода, возмущается: «Да на кой он мне такой нужен!» И сразу предупреждает своих солдат: «Вы смотрите, с этим будьте осторожнее». В первую же ночь на новом месте сослуживцы бьют бойца, что называется, до потери пульса. Бойца опять офицеры спасают и переводят в комендантский взвод бригады. Там ему должность подбирают, чтобы он заведомо ничего не знал и был всегда на отшибе. Туалеты штабные убирать и помои с офицерской кухни выносить, вот чем боец занимался. Все равно ему и там писаря да кладовщики «темную» устроили. С недельку боец потерпел, а потом взял автомат, подсумок с магазинами – и бежать. А вот это уже ЧП! А вот за переход военнослужащего к душманам всем так дадут, что никому мало не покажется. Комбриг орет, особисты рвут и мечут. Ладно, быстренько подняли по тревоге дежурное подразделение – и искать бойца. Нашли! Далеко он уйти не успел. Боец, зная, что теперь уж его точно до смерти забьют, залег в арык и стал отстреливаться. Патронов у него полно, рисковать и брать его живьем, как приказал комбриг, никому неохота. Вот, значится, и закидали его гранатами. Жаль парня, ни за что погиб, но и тех, кто гранаты бросал, не осуждаю, они тоже жить хотели. Дело замяли, никаких письменных источников (рапорт, докладная и т. д.) от этого случая не осталось.