Не работали они у нас, никто этой херни уставно-дисциплинарной не боялся. А чем дольше солдаты служат, тем больше они наглеют, а воспитывать их надо, воинская дисциплина должна быть. Была у нас дисциплина, была, прямо скажем, особенная дисциплинка, военно-полевая.
Стою я ночью на посту номер один и охраняю воинскую святыню – знамя части. Полотно знамени упаковано в чехол и опечатано, чехол с упакованной святыней хранится в БРДМ (боевая разведывательная десантная машина), БРДМ стоит в трех шагах от караульного помещения и тоже опечатана, сама караулка расположена на территории штаба бригады. Уставная смерть нашей части охранялась прямо как в сказке: дуб, ларец, птица, яйцо, игла. Правда, я на дракона-охранителя никак не тянул, но так и дело не в сказке было. А было дело в том, что накануне выдали нам дополнительный месячный десантный паек – банку консервированного сгущенного молока. Месячную норму я за пять минут выхлебал. И вот стою на посту, пучит меня. Сил терпеть уже нет, а до конца смены еще час остался. Положено на пост номер один самых лучших солдат ставить. Так на что положено, уж давно наложено. Не лучший я был в роте солдат, совсем не лучший, если откровенно, то просто раздолбай, именно поэтому и стоял на посту номер один, в трех шагах от палатки караульного помещения, почти на виду у начкара. Выйдет начкар поссать, видит: бдит у знамени часовой, тот самый обалдуй из его взвода, ему и легчает – вроде все нормально. Выйдет дежурный по части по своим неотложным делам, смотрит: мается часовой у знамени, вот он и спокоен – будет жить бригада. А у часового смерть в глазах и так живот пучит, что чувствует часовой: стоит ему промедлить минуту – и навсегда будет замарана его воинская честь. Буквально замарана, поносом замарана. Такое дело не то что до дембеля, а и после службы с хохотом сослуживцы вспоминать будут. Да ну его на хер, это знамя! Ничего с ним не станется за пару-то минут, вот и кричу я второму часовому, что охранял вход в караульное помещение:
– Леха! Присмотри за постом, а мне сбегать посрать надо.
– Ладно, – равнодушно отвечает Леха и не спеша закуривает, нагло начхав на обязанности часового, строго прописанные в уставе караульной службы.
Бросил я пост, побежал, на бегу достаю из подсумка газету «Фрунзевец», ее в ТуркВО издавали. Читать ее, конечно, никто не читал, но другой бумаги не было.
Успел, не опозорился. Возвращаюсь на службу в боевой строй с пустым кишечником и песней в душе. Уж так мне хорошо стало. Глянул на пост – и тут же подурнело. Стоит у поста номер один мой командир взвода, он же начальник караула, лейтенант Петровский, а рядом с ним дежурный по бригаде, командир двенадцатой роты капитан Тычин.
– Товарищ лейтенант, за время несения службы происшествий не случилось, – сдуру докладываю я и весь замер.
За самовольное оставление поста, за то, что бросил я беззащитной воинскую святыню, меня должны немедленно снять с караула, посадить под арест, а потом отдать под суд. Начальнику караула должны впаять строгий выговор с занесением в личное дело (т. е. надолго испортить парню карьеру), командиру моей роты – указать на неполное служебное соответствие (т. е. пригрозить отстранением от командования ротой).
– Саша, – спокойно, не глядя на меня, обращается дежурный по части к начкару, – ты с этим уродом сам разберись, а я пошел.
Капитан уходит, а я стою у знамени части ни жив ни мертв.
– Ну и в чем дело? – тихо спрашивает меня начкар.
Объясняю, сильно стараюсь, чтобы голос не дрожал, не очень-то и получалось. Сашка Петровский молча уходит в караульное помещение, затем возвращается и приносит две таблетки активированного угля. Таблетки я выпил, полегчало, дальше караул прошел без происшествий. Это только присказка, а сказка впереди.
Только с караула сменились, так меня сразу вызывают к ротному.
– Мне дежурный по части сообщил о вашем поступке, – испепеляя меня взором, начал говорить командир роты.
Я стою в офицерском помещении по стойке смирно и знаю: пощады не будет. Желудок жалобно урчит, душа в пятках.
– Вы что это себе позволяете, товарищ ефрейтор?! – не надеясь получить совершенно ненужный ему ответ и повысив голос, спрашивает капитан Акосов.
Что он мне потом еще сказал, я вам передать не могу, но смысл был такой: «раз такой нехороший солдат и навязался на его голову, то он его или убьет, или превратит в хорошего бойца». Ротный у нас гиревик был, мастер спорта, гирька 32 кг у него в руках как пушинка летала. Дальше я стал летать в помещении, как та пушинка, и все искал пятый угол. Помещение небольшое было, и потому пятый угол я нашел довольно быстро, вышиб головой дверь и вылетел на белый свет, без видимых повреждений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу