Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

– Ну разжалуйте вы меня! Ну чего вам стоит, я же не в отпуск прошусь, в конце-то концов.

– Товарищ ефрейтор! – с суровой офицерской лаской пенял мне капитан Акосов. – Вы совершенно о товарищах по роте не думаете.

– Это еще почему? – чувствуя грядущее издевательство, угрюмо спрашивал я.

– В трудный час посмотрит на вас, товарищ ефрейтор, наш боец, – улыбается ротный, – ему сразу на душе веселее станет: он-то нормальный солдат, а уж никак не ефрейтор.

– И пришейте наконец знаки различия, – добавляет Петровский.

– Ну на конец – это по желанию, – хохочет ротный, – а вот на погоны – обязательно.

Ну ладно офицеры, не слишком уж и часто они вспоминали о моем воинском звании, а вот сослуживцы по роте… Вот сколько звезд на небе, столько раз я и выслушал, что «лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора». Я стал мрачен, злобен и ужасно раздражителен. Особенно меня Фарид Валитов, боец из второго взвода, доставал. Он татарин, как и я, только я с Волги, а он крымский. Призвали его из Узбекистана. Прозвище у него Челубей. Так вот эту фразу про сына и дочь он аж на трех языках повторял: на русском, татарском и узбекском. Еще у нас и настоящий немец во втором взводе служил, из Казахстана парня призвали, так вот его Челубей попросил выучить, как поговорка про ефрейтора и на немецком языке звучит. Тот его и обучил. Теперь уже и на немецком прокаркал мне в лицо Челубей поговорку про ефрейтора. Достал он меня, полиглот хренов. Два раза я гордо бросал ему вызов: «Ты, козел! Пойдем поговорим!» И два раза был избит, роста мы были одного, но мышечной массой он меня раза в три превосходил.

Жизнь моя стала горька, судьба туманна, военная карьера неопределенна, а воинское звание «ефрейтор» ненавистно. В сладких мечтах я видел, как стою перед строем роты, а с моих погон «с мясом, с корнем» срывают ненавистную лычку. И вот, дело в феврале было, сплю я на своей койке в палатке, помимо тощего байкового одеяла еще и шинелью укрылся, и снится мне чудный, просто волшебный сон.

Стою я на горе и точно знаю, что это греческий Олимп. Вижу сидящего на троне седовласого величественного старца. На голове у старца золотой обруч, в правой руке лира, в левой развернутый свиток, на свитке надпись: Гомер «Илиада». Сам знаю, что место поэтов – это Парнас, но это же Гомер. Геракла же к богам причислили, а Гомер – это античный Геракл изящной словесности. Кабы не поэты, то кто бы про этого Геркулеса-то знал? Заслужил Гомер божественный титул, да еще как заслужил! Вот это да! Попасть на Олимп увидеться с самим Гомером, значит, я достоин, достоин и еще раз достоин! От такого счастья ликует моя душа. Дело в том, что до двадцати лет я не только пописывал стишки, но и весьма самонадеянно считал, что обладаю незаурядным поэтическим даром. Стишки были такого качества, что в слове «писал» как угодно ставь ударение – ив любом случае не ошибешься. Ну да ладно. Подхожу я, значит, строевым шагом к Гомеру и приветствую его:

– О, ты! Сладкозвучный отец поэтов, рад увидеть тебя на Олимпе! В месте для достойных, самых избранных поэтов.

– Это вы-то избранный поэт? – недовольно отвечает мне Гомер и с едким сарказмом спрашивает: – Вы что это возомнили о себе, товарищ ефрейтор?

О, бессмертные боги Олимпа! Неужто и вы знаете, что я ефрейтор? Нет мне спасения. Вижу, что и тут придется мне вместо кубка с амброзией испить горькую чашу позора.

– О, ты, богам подобный! – жалобно ответствую я Гомеру, стараясь, чтобы в моей речи прозвучали и «стопы» и «ямбы». – За что мое терзаешь сердце? Иль мало я страдал? Иль мало мук я испытал? Божественный орел терзает печень Прометея, так и мне с насмешкой страшной напоминают о моем позоре! О, сладкозвучный! Многоямбный! О, сжалься надо мной!

– За твой бред, что осмелился ты называть стихами, – крайне язвительно и в прозе бросает Гомер, – тебе еще мало досталось. Как жаль, что нельзя тебя сварить в кипящем масле.

Но сравнение с богами Гомеру понравилось. Даже великому поэту все равно приятна беспардонная лесть. Подумал Отец Поэтов, пожевал губами, поморщил в раздумьях высокое чело и молвит:

Гомер:

Ефрейтор:

Гомер: