Наль Подольский - Повелитель теней - Повести, рассказы

Показался из норки сурок, рыжим столбиком встал и громко стрекочет, ругается, — видно, недоволен вторжением.

— Здравствуйте, господин сурок! Извините за беспокойство, но придется вам рыть новую норку!

Ей становится радостно, весело: что я, глупая, мучаюсь, вот же он, мой курган!

Поднимается солнце выше, горячим, жгучим становится, вгрызаются в землю лопаты, и черные раны раскопов рассекают зелень степи.

Дни за днями идут, слой за слоем снимается насыпь кургана, и вот уже нет насыпи, начинается путь в глубину.

Все чернее становятся согнутые спины рабочих, пот течет по выступающим скулам, пылью щелочки-глаза забиваются.

Каждый день по утрам клювоносый объезжает раскопки. В белых брюках и белой тенниске, с черным пуделем на руках, он заходит в раскоп, обходя брезгливо рыхлую землю. Если что не так делается, клювоносый бросает пуделя и становится на колени, ему подают лопату, либо кисть, либо нож, и он, в назидание подчиненным, мигом наводит красоту и порядок. А потом поднимает пуделя:

— Ах, Пит, как ты испачкался! — и к машине, торопит шофера: — В лагерь, мой друг, поскорее, мне необходимо переодеться!

У племянницы все похваливает:

— Что же, дня через два можно будет вскрывать могилу, и дай Бог вам удачи. Как я вам завидую, родственница: первый в жизни курган! Сколько надежд, сколько удивительных ощущений!

Иногда в чертежи заглянет:

— Гм… недурно, недурно, юноша… но главный экзамен еще впереди… хм… принимать его будут покойники.

Она же все чаще и чаще — пятно ли в земле обнаружится, черепок или косточка — останавливает рабочих с лопатами и берется за нож и кисть. А в глазах блеск азартный, будто в крупной игре выигрывает, хотя под ножом темнеет всего черепок закопченный.

Что поделаешь: ведь археолог кладоискателю младший брат.

Наши двое пока неразлучны, и ему поминутно достаются от нее поручения:

— Натяни-ка вот здесь шнур. А потом нарисуй те камни. Принеси фотоаппараты. Кстати, перед сном не забудь намотать пленку в кассеты. Это что, последняя сигарета? Так о чем же ты думал утром, сбегай попроси у кого-нибудь!

Иногда ему кажется, что и впрямь он попал в рабство. И он был бы, наверное, счастлив, если бы удалось почаще бывать с ней вдвоем.

Иной раз осторожно предложит:

— Давай погуляем немного, посмотри, какой тихий закат.

— Не могу, дневник запустила, ох и влетит мне от дядюшки!

— А потом?

— Потом! Потом спать… если хватит сил дойти до палатки.

Она теперь на раскопе от рассвета и до темноты, и с тех пор, как из земли показались каменные массивные плиты, покрывающие могилу, блеск азарта в ее глазах, что раньше вспыхивал на секунды, горит напряженно и ровно.

Все, что тормозит раскопки хоть на мгновение, ее раздражает.

— Ты с ума сошел: в такую жару — целоваться! И не забудь, под нами могила, покойники могут обидеться. — Она оттягивает тесемку купальника и раскопочной кистью стряхивает с плеча пыль.

— Не понимаю, как женщина, покрытая слоем глины, может вызывать какие-то чувства. Лучше давай-ка взглянем, какие из этих плит попадают в разрез.

— Об одном жалею, — ворчит он обиженно, — что я не покойник и нет у меня могилы: это, видно, единственный путь к твоему сердцу.

— Ну вот, он готов уже ссориться. Тогда давай говорить серьезно, — она садится на борт раскопа, — когда мы сюда ехали, разве я обещала целоваться с тобой каждый день или сделаться твоей любовницей? Нет, не обещала… Это может произойти, но не вымогай у меня этого… и, главное, не употребляй при мне слова «любовь», у меня от него начинается резь в животе… к твоему сведению, я была уже замужем и имею жизненный опыт.

— Хорошо, приму к сведению, — говорит он вяло, лишь бы сказать что-нибудь.

Фу, какая глупая фраза… конечно, она права… для чего ей тупица… и сейчас молчу, как болван… а что я могу ей сказать…

— Нет, ты невозможен! Я уже полчаса подставляю ему губы для поцелуя, а он, как святой Антоний, разглядывает песок!

Он целует ее несколько церемонно, ощущая свою неуклюжесть. Она все же очень добра… если терпит его такого… и сейчас ведь опять ляпнет глупость… словно кто за язык тянет…

— А куда же делся твой муж?

— Ты… ты просто чудо, — от смеха она задыхается, — еще пара таких выходов, и я влюблюсь в тебя без ума! — Внезапно смех затихает.

Приблизив глаза к его лицу, она его внимательно рассматривает, будто видит впервые, ощупывает, как слепая, пальцами. И, словно проверяя ощущения пальцев, прикасается несколько раз губами. Затем отстраняется: