Наль Подольский - Он убивает ночью

Он считался блестящим адвокатом, хотя выигрывал дела редко. Объяснение парадокса заключалось в том, что Александр Петрович Самойлов брался за безнадежные дела. В силу этого ему случалось порой сталкиваться с преступлениями одиозными, и он мог бы иметь музей экзотической криминалистики не хуже, чем у великого Шерлока Холмса. Но у него был домашний музей совсем другого рода: музей звукозаписи, все экспонаты которого — от фонографа и граммофонов начала века до современной лазерной аппаратуры — работали.

Все знали: после пяти мэтр делами не занимается. Он даже не рассердился и был лишь слегка удивлен, когда в осенний дождливый вечер его побеспокоили телефонным звонком. Будучи занят прослушиванием записи Моцарта на компакт-диске, он попросил перезвонить утром, но мелодичный женский голос в трубке был так настойчив, что он согласился, в виде исключения, принять посетительницу немедленно.

Через десять минут под окном припарковался белый «мерседес».

Услышав звонок, Александр Петрович отправился открывать с нарочитой неспешностью и провел гостью в маленький, скромно обставленный кабинет: ни к чему посторонним знать, что в этой квартире живет коллекционер.

Она без приглашения плюхнулась в кресло и закурила, давая адвокату возможность рассмотреть себя и первому начать разговор.

Выглядела она отлично, как новенькая хрустящая купюра; ее не портили ни нагловатый прищур кошачьих глаз, ни манера гримасничать ртом, будто она собиралась плюнуть в лицо собеседнику, — это, решил Александр Петрович, способствовало цельности образа.

— Итак, что привело вас ко мне? — Адвокат напустил на себя некоторую чопорность, что всегда льстила людям подобного рода.

— Мне сказали, вы самый хитрый человек на свете, можете обвести вокруг пальца хоть дьявола. Именно такой нам и нужен.

— Кому же это «нам»?

— Мне и моему мужу. Он за решеткой, под следствием. Ему шьют два убийства, но он в них не виноват. Здесь никого нет, и мне врать незачем. Он в этом не виноват!

— В этом… не виноват… А в чем виноват?

— В чем виноват — то не мое дело. И не ваше тоже. Не сбивайте меня с толку. — Она деловито выложила на стол три пачки денег в банковской упаковке. — Это аванс. Если вы его вытащите, получите втрое больше.

— Вы меня пугаете. Я ведь еще не дал согласия.

— Ничего, дадите. — Она выбросила на стол еще пачку банкнот.

Александр Петрович поморщился:

— Если можете, пожалуйста… не ведите себя так грубо.

— Хорошо, извините. Я просто уже на пределе.

— Вам нельзя быть сейчас на пределе, мы только начинаем работать… А теперь расскажите, в чем дело.

— Вот это другой разговор. — Она сделала глубокую затяжку и потушила сигарету. — Я — Дина Серова. Или Диана. Вот мой телефон и адрес. — Она протянула адвокату заранее приготовленную бумажку. — Мой муж — Клим Серов, но все его зовут просто Серый… вернее, звали.

— Что вы, что вы, зачем же так.

— Серый служил в Афгане. Демобилизовался в чине сержанта или старшего сержанта, толком не знаю. Ну, ясно, гулял немного. Гулял, но головы не терял. Мне этим он и понравился, мы в ресторане познакомились. Я стала с ним жить, но замуж выходить сомневалась. А Серенький занялся делом. Вступил в малое предприятие, ну я ему бабок подкинула, скоро Серенький своего начальника куда-то сплавил и стал главным. Тогда мы и поженились.

— Простите, чем занимается малое предприятие?

— Строительные материалы, дачные домики и все такое. Неплохое дельце.

— Превосходно. Перейдем к тому, в чем обвиняют вашего мужа.

— Месяц назад он пошел на собрание афганцев и привел домой одного типа, сказал, погостит у нас.

— Сослуживца по Афганистану?

— Да. Живет… жил где-то в Азии, в Самарканде, что ли. На гражданке стал ювелиром. Мне он не понравился сразу, но Серенький зря ничего не делал, и я терпела. Значит, парень был ему нужен.

— Русский?

— Да. Серенький с чурками дел не заводил.

— Чем он вам не понравился?

— Гнилой, недоносок какой-то. Ходил в грязных сапогах по коврам. Я ему замечание сделала: на дворе осень все-таки, лужи. А Серый смеется: пусть ходит, он солдат. Курил анашу. Я это дело не одобряю, у себя на хате тем более, а Серый опять смеется: пусть курит, он солдат. К тому же они двое суток с лишним пили. С Серым раньше такого не было. Я не ханжа, вообще-то, сама не дура, — она облизнула губы узким розовым языком, — но тут не в кайф было.