Наль Подольский - Он убивает ночью

На третий день вечером Серый пригнал машину из гаража и поставил под окнами, сказал, рано утром поедут в аэропорт. Этому жлобу дал штуку баксов, не знаю, за какие заслуги. Старый должок, мол… Я уж было перекрестилась, что уезжает, и надо же… Легли спать поздно, ясное дело, выпивши. Мы с Сереньким разок трахнулись, и он угомонился. А мне все не спалось, не люблю чужих в доме. Тот, по-моему, и вовсе не ложился, шебуршился в коридоре, в столовой, звякал на кухне бутылками — все ему мало было. Потом стало тихо, лег, думаю, — нет, чувствую запах травы. Заснула я раньше шести — помню, сквозь сон слышала, как радио где-то пиликает. А проснулась в седьмом от криков. Серенького рядом нет, доносятся вопли, голоса какие-то, шум — по звуку, похоже, с лестницы, значит, входная дверь открыта. Накинула халатик, в карман газовый пистолет сунула, выхожу — а там конец света. Зрелище не для слабонервных. Толкутся соседи со всех этажей, кое у кого фонари электрические: у нас в параднике лампочки давно не вворачивают. Мужики держат за руки этого, который у нас жил, а тот орет благим матом и вырывается. У меня зрение к темноте попривыкло, смотрю — у парня глаз нет, вместо них черные дыры, и по морде кровища течет. Из его открытого чемодана шмотье раскидано, тут же кровь и… все остальное… а мой Серенький в пижаме стоит на коленях и на полу вроде что-то ищет. Снизу бежит милиция с оружием наготове, группа захвата стало быть. Мужики, как их увидели, раззявили варежки, парень вырвался и с воплем — вперед, сразу же упал и вниз головой загремел по ступенькам, прямо под ноги милиции. Лежит, не шевелится. Потом выяснилось, тут же и умер… А диагноз — инфаркт, смешно, правда? — Она прервала рассказ, чтобы закурить сигарету.

— Ну вот, соседи показывают на Серого, все в один голос кричат: видели, он этого пытался задушить, он-то его и изувечил. Не любили они Серенького, он тут некоторых маленько вежливости учил, вот и запомнили. А ментам что — наручники, так в пижаме и увезли… Вызывал меня следователь, давать показания. Парень молодой, разговорчивый. Дело ясное, говорит, даже и думать не о чем. У того в чемодане тысяча долларов, Серый их стал отнимать, вот так все и вышло. Мотив преступления налицо. Я талдычу, мол, деньги-то мы ему сами дали, у меня в показаниях так и написано. Отвечает, да, вам поверят, — если сумеете объяснить, за что дали, да это ничего не меняет: сперва дали, а после отобрать захотелось, деньги есть деньги, случай банальный, встречается сплошь и рядом. И у Серого везде кровь: на руках, на пижаме. Я ему: этой кровищи он и на полу мог набраться, на полу его все видели, а он — мог, конечно, но проще-то прямо с жертвы… Я к нему потом ход нашла, бабок предлагала и вообще, — она слегка повела бюстом, — что захочет. Брось, говорит, дело дохлое, с этим мужиком кончено, ищи нового. Он, сука, видите ли, докопался, что в Афгане был похожий случай, ну, с глазами… и тоже подозревали Серого, но доказать не могли. Такой, говорит, чудовищный почерк — это уж не косвенная улика, а самая что ни есть прямая, ищи себе другого мужа… Козел… А я вам скажу точно: Серый этого сделать не мог и не делал.

— Вы имеете в виду, что ваш муж на такое зверство неспособен?

Она презрительно фыркнула:

— Серый способен на все. Кроме одного: он не делает глупостей. Ни трезвый, ни пьяный, ни днем, ни во сне. Прямо во время махалова, не то что на ходу — на лету и то соображает, как компьютер. Здесь что-то другое. Если докопаетесь, — она кивнула на пачки банкнот на столе, — не пожалеете… А сейчас мне пора, если больше вопросов нет. — Она резко встала.

— Простите, — спросил он уже в дверях, — а какова ваша профессия?

Поиграв брезгливо губами, она выплюнула:

— Совладелец торгового предприятия, — и захлопнула дверь.

На следующее утро, после обычных формальностей, член коллегии адвокатов Самойлов был официально признан защитником подследственного Серова и уже после обеда входил в камеру своего подзащитного.

На койке в углу сидел гигант. Он не сделал никакого движения навстречу вошедшему, только чуть повернул голову и слегка пошевелил плечами, как бы проверяя упругость мускулов.

Адвокату постоянно случалось посещать обвиняемых, и порою таких, что не дай Бог встретить на улице, но он всегда знал заранее: с ним они будут кротки, как овечки, ибо он — их последняя надежда. А сейчас, входя в камеру, он впервые испытал страх. Ему на миг показалось, что этот тип может взять да и свернуть ему шею — просто так, чтобы послушать, как кости хрустят.

Читать дальше