Игорь Редин - Синий роман

"На дне колодца каждый может

Узреть Полярную Звезду.

А вы попробуйте иначе".

И теперь они не открывают рта покуда не найдут отражения третьего глаза Большой Медведицы в штормящем море. Но там его нет. Глаза Большой Медведицы отражаются только в развалинах юного Херсонеса…

…в котором жил один старик, что выращивал зубы во рту, словно морковку на грядке. И, причём, делал он это не только со своими, но и с зубами любого желающего. Однако стоила эта процедура так дорого, что желающих просто не было. Поэтому выезжал зубастый старец по воскресеньям в Ак-Мечеть торговать дисками. Его дискотека – танцы здесь ни при чём – была богата, как евнух в плане воздержания. Но, не смотря на это, старик торговал только джазом.

– Почему иные яйца умнее кур перепелиных? – спросил я мудреца.

– Есть, – ответил мне он (потому что был мудр и зрил в корень), доставая из недр своей вопросительной котомки один из дисков Trilok Gurtu.

– А как бы его послушать?

– А чего его слушать? Надо брать, – мудрость хитра и ленива, как отобедавший удав в джунглях Амазонки, но не лжива. Расплатившись за диск, я всё-таки поинтересовался:

– И всё же, почему куриные яйца крепче перепелиных?

– Невзначай выпущенное на волю заката слово обрастает смыслом только к утру, и его мудрость видна лишь в лучах восходящего солнца, – я ничего не понял, но поблагодарил старика за бесплатный урок словоблудия:

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Пить будешь?

– Нет.

– Почему?

И он поведал мне печальную, но поучительную историю о том, как боги лишили его возможности нажраться. То есть, горькую пить он мог, но в определённый момент у него срабатывал тормоз – качество во всех отношениях замечательное и даже хорошее. Однако все знают, как важно для исконно русского идиота иногда ощутить себя синим в хлам человеком. Не меньше, чем опохмелиться. Но обитатели Олимпа наказали несчастного, и никто на свете не знал, за что ему такая несправедливость.

Такси так сильно затормозило, что сразу стало, как днём, ясно – наступила ночь. Разорванная акварель неприкаянной души святого Козьмы Пруткова окрасила бумагу бесцветного неба Млечным путём, и ловцы отражения раскосых глаз Большой Медведицы в мутной воде Чёрного моря, вновь вышли на свою, обречённую на провал, охоту.

Поймали они только мокрый клочок бумаги – обрывок газеты объявлений. Из того немногого, что в нём осталось, меня заинтересовал лишь текст в стиле кастрированного, но всё-таки трёхстороннего хайку:

"Ты знаешь, в Ялте выпал снег.

Такое для зимы – большая редкость.

Для лета, впрочем, тоже…", – и всё. Ни адресата, ни подписи. Дома я с помощью утюга высушил остатки останков старой газеты и, сложив вчетверо, аккуратно поместил их в задний карман. Для чего я это сделал, я не знал. Просто нахождение в чужом кармане моих джинсов этих пятнадцати слов, трёх запятых, одного тире и двух точек приводило меня в блаженное состояние близкое к смерти. Покой и тишина. Моя нирвана, впрочем, не только моя, эгоистична.

Я, как истинный рифмоплёт, люблю только себя, но Лёха Ржавый, последний поэт виноградно-целлофановой эпохи – исключение. Его стихи мне нравятся. К тому же у него есть автомобиль – старенький “Opel”.

Прочитав мне несколько своих новых работ, ржавый поэт поволок меня в горы. Пока Лёха прогревал свой агрегат, я успел позвонить Костику и пригласить его на бутылку чая в заснеженной идиллии ландшафта крымских гор. Он ждал нас на дороге.

– Тормози, – я показал Лёхе на Костика. Пальцем.

– Привет, – выдохнул Костик, проникая в салон.

– Привет, – сказал Лёша.

– Привет, – эхом отозвался я.

– А я стою, курю. Смотрю – вы едете, – стал как бы оправдываться Константин, – хотел было тормознуть, да вы сами меня заметили.

– Тебя тяжело не заметить, – резюмировал кто-то из нас.

– А вы куда направляетесь?

– В горы. Подальше от цивилизации, – я закурил, открыл окно и выпустил на волю – амнистия – струю дыма из тюрьмы своих лёгких.

– В город. Поближе к цивилизации, – испорченным ревербератором вторил мне Лёха.

– Не понял, – возмутился, как кот, падающий вместе с водопроводной трубой, Костя, – мне сказали, что мы едем в горы, пить…, – он осёкся, но было поздно.

– Как я вас развёл? – засмеялся счастливый обладатель "Опеля", – тоже мне, конспираторы.

С горами у нас не сложилось. С цивилизацией, впрочем, тоже. Потому что назвать ту халупу, в которую притащил нас Лёша, цивилизованным жильём трудно. Самый обыкновенный сарай. Правда, утеплённый, двухкомнатный и с шикарным, вместительным нужником, но всё же сарай.