Игорь Редин - Синий роман

В принципе, всякий праздник, за незначительным элиминированием наличия повода, мало чем отличается от заурядной пьянки, и Рождество, к моему искреннему сожалению, не исключение. А посему нет нужды насиловать себя живописанием, обычной, хоть и не рядовой (праздник всё же) попойки.

На следующее утро – кофе и сигареты – я, сидя на кухне в одном носке и майке, читал сказки Андерсена и слушал песни Гребенщикова. В голове моей была сплошная каша из Русалочки и сторожа Сергеева; пятнадцать голых баб, выйдя из горящей избы, подмигивали старику Дубровскому и тщетно пытались совратить Кая, а Герда остановить на скаку электрического пса.

Медленно, очень медленно открылась дверь на балкон. Тут нужна драматическая музыка. Сквозняк обидел мои голые коленки. Я поёжился, встал и вышел на свежий воздух.

Снег растаял. По улице шла дама. На её лице шёл дождь. Женщина сгибалась под тяжестью огромной авоськи. Авоська была набита помятой памятью. Память была желтого цвета. Тут опять нужна драматическая музыка.

Однако воздух слишком свеж. Одно слово – не май месяц, пора бы и одеться. Своих джинсов я не нашёл. Обычно на ночь я оставляю их под диваном или на кресле кремового цвета. Синее кресло для этих целей не годится. У меня нет синего кресла. Не смотря на то, что джинсы имеют ноги, сами ходить они не умеют. Я уверен в этом. Значит, их кто-то куда-то убрал.

Нашёл я их в ванной комнате. Они печалились в мыльной воде большого таза – синие, как смерть утопленника и одинокие, словно радость онаниста. Нехорошее предчувствие овладело моими руками. Руки беспокойно забегали по карманам заморских штанов. И хотя я знал, что сложенный вчетверо предмет моих поисков находится в левом заднем кармане… об этом знал я, но не мои руки. После суетливого осмотра всех пяти карманов (пистон. Мои пальцы побывали даже там) я извлёк из вышеозначенного кармана газетную жижицу. Стихи умерли. Я не мог вспомнить ни строчки. А говорят, что рукописи не горят. Они не горят, они размокают, превращаясь в кашу. С горя я решил нажраться. Благо, хоть это у меня ещё получается. Но в моём доме водка водится только непосредственно перед употреблением. Придётся идти. Напялив на себя свадебные брюки, свитер, плащ и кроссовки – хорош костюмчик, ничего не скажешь – я открыл входную дверь.

Передо мной стояла девочка лет четырнадцати. И только дождь на её лице сказал мне, что это та самая дама, которую я видел с балкона. Авоськи не было. Женщина, избавляясь от тяжести своей памяти, вновь становится молодой.

– Это Вам, – она протянула через порог почтовый конверт.

– Спасибо.

– До свидания, – сказала она, зная, что мы больше никогда не увидимся.

Я закрыл дверь и вскрыл конверт. Стоит ли говорить, что там были стихи:

"Ты знаешь, в Ялте выпал снег.

Такое для зимы – большая редкость.

Для лета, впрочем, тоже…", – и всё. Ни адресата, ни подписи.

Я вышел на балкон. На улице было белым-бело.

Глава 23.02. (Ялта-Рига).

Утро замёрзло. В похудевшем воздухе раздаётся лишь негромкий топот одуванчиков. Именно он разбудил одноглазого и вечно пьяного бога Ялты. Тот встал. Подошёл к окну. Ветром посмотрел на заснеженную Магоби и подумал: «Всё-таки никогда не понять мне людей, что, просыпаясь, видят Аю-Даг с западной стороны. А сколько тех, для кого слова: Аю-Даг, Магоби, Кара-Голь – не больше чем самая обыкновенная абракадабра».

Ленивое солнце нехотя облизывало мои пятки. До чего ж хорошо просыпаться трезвым. Ни тебе головной боли, ни похмельных угрызений совести тебе и никакого паскудства. Я посмотрел на календарь. 23.02. Год неразборчиво.

23 февраля – День Советской армии и военно-морского флота. Я служил на флоте. В стройбате. Основным отличием от сухопутного военного строителя являлись мои погоны. На них красовалась буква "Ф". Когда меня спрашивали: "Что означает буква "Ф"?", я без запинки отвечал: "Футболист".

Это сейчас 23 февраля – пафосный День защитника отечества, а тогда это был самый обыкновенный День СА и ВМФ – прекрасный повод для пьянки. Мы пили с Пузом на пляже гостиницы "Ялта". Весь день. Ближе к вечеру наша компания увеличилась вдвое. К нам примкнули не служившие, но исправно отмечавшие этот праздник, Русь с Базановым.

Миниатюры со знакомством.

1. Пузо – мой самый закадычный собутыльник. По совместительству он также являлся ялтинским фарцовщиком.

2. Кумиром Руся был Остап Ибрагим Берта-бей Бендер. Русь не только по профессии, но и по складу ума был аферистом.