Уилл Айткен: Наглядные пособия

— Больше, чем те, с которыми Бонни привыкла работать. Она сказала, с ней приедут три съемочные группы: одна с «Пи-Би-Эс», одна с французского «Канал Плюс», одна с четвертого канала из Англии. Плюс ее обычная бригада.

— Зачем столько стран? — любопытствует Кай.

— Думаю, для совместных съемок это нормально. Чем больше стран участвует, тем больше бюджет. С тех самых пор, как в прошлом году «Харакири над любовниками» открыл фестиваль в Канне, интерес к Оро во Франции и на Западе в целом все растет.

Кай обводит взглядом сад.

— Как думаешь, они захотят снимать и здесь?

— Я просто уверена, что сада они не упустят. Он такой типично японский. — Я состраиваю гримаску, Кай усмехается в ответ. — Пустят титры на фоне замедленной панорамы пруда или что-нибудь в этом духе.

— Тебя можно проинтервьюировать в главной гостиной, — предлагает Кай. — Во второй половине дня там самое выигрышное освещение. — Он улыбается, прижмуривается. — Может, захотят снять тебя и в спальне тоже.

Оборачиваюсь к нему.

— Супруга в естественной среде обитания? Оттуда весь ваш хлам повыкидывали, я надеюсь?

Кай глядит на меня из-под длинных ресниц.

— Угадай, что я нашел под нашим футоном? — Он запускает руку в задний карман своих обрезанных джинсов и извлекает на свет обрывок серебристой сетки.

— Господи милосердный, это еще что такое?

Он раскачивает штуковину перед моими глазами, та тихонько позвякивает.

— Кольчужный гульфик Стива Ривза, ну, для «позирования», — прыскает Кай, закрывшись ладонями. — Помнишь, как вечером, когда Ясудзиро наготовил целую прорву печений с грибами? А Стив Ривз весь вымазался маслом и влез на стол, чтобы…

С ветвей декоративного деревца свешивается обезьянка с серебристой шерстью.

— Привет, Сёхэй, — окликаю его я.

Он разворачивается спиной, резко качнув в мою сторону пунцовыми яйцами. Есть в этом нечто от танца, коим осчастливил нас Стив Ривз, когда мы уплели второе блюдо с печеньями. Слышу, как другие мартышки шуршат в кустах. С тех пор как я сюда въехала, целая стая переселилась из парка диких обезьян, чтобы составить мне компанию.

— Я вот думала, надо будет сводить Бонни к храму Рухнувшего Дерева, показать им, где Оро остановил землетрясение своей песней.

— Отличная мысль, — говорит Кай, — и чтобы на фоне Внутреннего моря. Как думаешь, а в купальню они заглянут? — Чмокая губами, пытается выманить Сёхэя на веранду.

— К купальне никого и близко не подпускать. И пусть запрут дверь. Прямо сейчас.

Кай подхватывает циновку-татами и улепетывает прочь.

Иду в главную гостиную, проверить, все ли в порядке. В нише в дальнем конце комнаты я повесила оригинал обложки для последнего компакт-диска Оро — простой полотняный свиток с черным иероглифическим квадратом в центре: Английское название (диск разошелся миллионным тиражом) — «Выход».

Чемоданы аккуратно составлены в угол. Приподнимаю крышку одного из них. На татами вываливаются узкие обрывки ткани. У нас бывает много гостей — японцы и гайдзины, число которых непрерывно растет, — и большинство являются без приглашения. Они, видите ли, направляются к восемьдесят девятой святыне Оливкового острова: в храм Рухнувшего Дерева. И непременно просят какого-нибудь сувенира на память о певце. Я и придумала разодрать его гардероб на клочки, чтобы каждому досталось по кусочку от Оро.

Вот что случилось, когда на него обрушились птицы мадам Ватанабе. Кеико выжила, хотя, кажется, зрение в правом глазу у нее так полностью и не восстановится. Забавно: когда я навестила ее в госпитале, она созналась, что подарочная мускусная дыня была от нее. Кеико вернулась в «Чистые сердца» весной. Гермико говорит, она обещает стать Суперзвездой Номер Один, школа таких и не знала.

В комнату прокрадывается Сёхэй.

— Все о’кей, беби, — подзываю я его. Он усаживается на пятки рядом со мной перед самым большим чемоданом. Вытаскивает обрывки черного бархата, серебряного ламе, серого шелка и принимается их на себя накручивать, словно гирлянды.

Когда я наконец встаю, Сёхэй бежит по веранде следом за мной. Обрывки ткани свисают с него, точно размотавшиеся бинты. Просто хочу удостовериться, что купальня заперта надежно.

Отпираю дверь, оставляю ее открытой. Глазам требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте благоуханной комнаты. Все как надо. На Кая можно положиться. И при этом такой смазливенький. Не Оро, конечно, но другого Оро мне и не надо. Огромная бочка из-под сакэ, которую он переоборудовал в купальню, накрыта крышкой. На верхней ступени лестницы, что вьется вокруг бочки, — поднос с керамическим кувшином и двумя лакированными блюдцами. Сажусь на низкую скамеечку у восточной стены и поднимаю взгляд.