Джек Керуак - Сатори в Париже

«А, так это бретонское имя. Вы живете в Ренне?»

«Нет, я живу во Флориде в Америке, но я родился и т.д. и т.п.», вся эта длинная история, которая похоже их заинтересовала, а потом спрашиваю как зовут его.

У него прекрасное имя, Жан–Мари Нобле.

«А это тоже бретонское?»

«Mais oui» (Ну да).

Я думаю: «Нобле, Гуле, Аве, Шансэкре [46] , много же в этой стране забавного» , и тут поезд отправляется, и кюре со вздохом устраивается поудобней, и дамы начинают поклевывать носом, а Нобле сверлит меня взглядом будто сейчас подмигнет мне с предложеньицем, не выпить ли нам маленько, путь–то немалый.

Так что я говорю «Давай что ли сгоняем возьмем у commissaire [47] ?»

«Конечно попробовать можно, раз уж так хочешь…»

«А что не так?»

«Пойдем, сам увидишь»

И конечно же нам пришлось продираться, петляя чтобы никого не толкать, через семь вагонов, сквозь толпы стоящие у окна, и весь их багаж, и грохочущие покачивающиеся тамбуры, и перепрыгивать через красивых девушек сидящих подложив книжки на полу, и пытаться не нарваться на неприятности с толпами моряков и деревенских дедов, и много еще кого, поезд праздничного возвращения домой, вроде Атлантического Приморского следующего на День Благодарения из Нью–Йорка в Ричмонд, Роки Маунт, Флоренс, Чарльстон, Саванну и Флориду, и все везут с собою дары как совсем такие нестрашные данайцы Но мы со стариной Жаном–Мари находим–таки продавца с выпивкой и берем две бутылки вина rosé, присаживаемся на пол поболтать с каким–то парнем, затем подлавливаем возвращающегося обратно продавца, уже почти без товара, берем еще два пузыря, становимся друзьями навек, и мчимся назад в наше купе чувствуя себя великолепно, пьяные, отъехавшие безумцы – И конечно же все это время мы перекидываемся длинными тирадами по–французски, причем вовсе не на парижском, и по–английски он не знает ни слова.

И я даже не смог выглянуть в окошко когда мы проезжали мимо Шартрского Собора с его разными башнями, одна из которых старше другой на пятьсот лет.

20

Что меня действительно поразило, это как, после того как мы с Нобле целый час махали бутылками перед носом у кюре, обсуждая религию, историю и политику, я вдруг повернулся к нему, трепещущему в своем углу, и спросил: «А вам не мешает, что мы тут с этими бутылками…?»

Он посмотрел на меня будто хотел сказать: «Это ты меня спрашиваешь, старого винодела? Нет, нет, но я простудился, понимаешь, я чувствую себя ужасно больным»

«Il est malade, il à un rheum », (Он болен, он простудился) с важным видом объяснил я Нобле. Все это время солдат похохотывает.

Я сказал им всем торжественно: (английский перевод внизу): — ‘Jésu à été crucifié parce que, a place d`amenez l`argent et le pouvoir, il à amenez seulement l`assurance que l`existence à été formez par le Bon Dieu et elle appartiens au Bon Dieu le Pére, et Lui, le Pére, va nous élever au Ciel aprés la mort, ou personne n`aura besoin d`argent ou de pouvoir parce que ça c`est seulement aprés tout d`la poussiére et de la rouille – Nous autres qu`ils n`ont pas vue les miracles de Jésu, comme les Juifs et les Romans et la `tites poignée d`Grecs, et d`autres de la riviêre Nile et Euphrates, on à seulement de continuer d`accepter l`assurance qu`ils nous à été descendu dans la parole sainte du nouveau testament – C`est pareille comme ci, en voyant quelqu`un, on dira « c`est pas lui, c`est pas lui ! » sans savoir QUI est lui, et c`est seulement le Fils qui connaient le Pére – Allors, la Foi, et l`Église qui à défendu la Foi comme qué`a pouva » (частично на франко–канадском).

ПО–АНГЛИЙСКИ: — «Иисус был распят потому, что вместо того чтобы дать деньги и власть, он дал уверенность в том что все сущее было создано Богом, и принадлежит Богу Отцу, и Он, Отец, вознесет нас после смерти на Небеса, где никому не нужны будут деньги и власть потому что они пыль и прах – Мы, кому не довелось видеть Чудес Иисусовых, как довелось это евреям, римлянам, горсточке греков и иных народов с берегов Нила и Евфрата, можем лишь продолжать принимать эту уверенность, данную нам Святым Словом Нового Завета – Точно так же как, когда мы видим кого–то, мы говорим «это не он, это не он!» не зная КТО есть он, и лишь Сын знает своего Отца – Поэтому, остается Вера, и Церковь эту Веру защищающая изо вех своих сил»

Рукоплесканий от священника не последовало, но лишь быстрый взгляд искоса, и, слава Богу, это был взгляд рукоплещущий.

21

Так не он ли был моим сатори, этот взгляд, а может, Нобле?

В любом случае, уже стемнело, и когда мы прибыли в Ренн, а это уже Бретань и у железной дороги я увидел силуэты коров в синеватой тьме лугов, Нобле наперекор советам парижских farceurs (шутников) посоветовал мне не оставаться в том же вагоне, а перейти на три вагона вперед, потому что железнодорожники отцепят эти вагоны и оставят меня в них (направляющихся, на самом–то деле, именно куда мне нужно, в настоящую страну моих предков, в Корнуэль), но штука в том что мне вначале надо в Брест.