Джек Керуак - Сатори в Париже

Но я не буддист, я католик вернувшийся на родину своих предков, которая воевала за католичество, не имея никаких шансов, но в конце концов победила, так что, certes [52] , на рассвете я услышу поминальный звон tocsin [53] церковных колоколов.

Я завалился в самый прилично выглядящий бар на рю де Сиам, такие главные улицы можно было встретить в сороковых, например, в массачусетском Спрингфилде, или калифорнийском Реддинге, о таких улицах Джеймс Джонс писал в Иллинойсе в книге «Некоторым удается добежать» -

Хозяин бара стоит за своим кассовым аппаратом, пытаясь врубиться в программу скачек на Лоншан – Я сразу же заговариваю с ним, называю ему свое имя, и его зовут мсье Квере (что сразу напоминает о Квебеке [54] ), и он позволяет мне сидеть там, пить и придуриваться сколько душе моей угодно – И молодой бармен тоже рад поговорить со мной, похоже он даже слышал что–то о моих книгах, но через некоторое время (и точно также как Пьер Лемер в La Gentilhommière) он вдруг как–то зажимается, я думаю из–за поданного ему хозяином знака, слишком много работы, иди–ка займись бокалами в раковине, и в этом баре мне не удалось ни с кем подружиться Я видел это выражение на лице своего отца, что–то вроде поджатых негодующих губ, эдакий НА–КОЙ–ЭТО–НАДО всхмык, или фу–уу (dèdain [55] ), или эх! когда проигравшись он шел со скачек или из бара где произошло что–то неприятное, или еще из–за чего–нибудь, особенно стоило ему задуматься об истории и о мире, но когда я выходил из этого бара, такое же выражение появилось и на моем лице – И хозяин, который где–то с полчаса примерно был со мной очень душевен, опять занялся своими подсчетами, бросив на меня исподлобья такой себе–на–уме взгляд, что сразу стало понятно что он занятой человек, хозяин бара, и все тут – Но что–то уже неуловимо изменилось (я впервые назвал свое имя).

Их объяснения как отыскать гостиницу так и не смогли воплотиться в дом из кирпича и бетона и с кроватью на которую я мог бы склонить голову.

Теперь я бродил уже в кромешной темноте, в тумане, в городе все закрывалось. Мимо с ревом проносились на своих маленьких машинах местные гопники, некоторые на мотоциклах. Некоторые же стояли по углам. Я спрашивал всех где тут гостиница. И никто уже не мог сказать ничего путного. Было уже 3 часа ночи. Кодла гопоты прошла мимо, перейдя улицу прямо передо мной. Я вот говорю «гопники», но когда все уже закрыто, когда из последнего музыкального бара уже повышибали последних скандальных завсегдатаев и они растерянно бушуют около своих машин, кто остается на улицах тогда?

Чудесным образом, я все–таки вдруг наткнулся на шайку человек в двенадцать или около того матросов–призывников, которые стоя на туманном перекрестке хором горланили воинственную песню. Я пошел прямо на них, посмотрел на запевалу, и своим сиплым алкоголическим баритоном затянул « А а а а а а а а …» – Они ждали что дальше «В е е е е …»

Им стало интересно что это за идиот.

« М а – р и и и и - й а а а а »

А, Ave Maria, я не знал больше слов, но просто пел мелодию и они подхватили ее, подхватили напев, и вот мы поем настоящим хором, с баритоном, и тенора вдруг начинают петь медленно как печальные ангелы - И так весь первый хорал – Туманной туманной туманной ночью [56] – В Бресте, в Бретани – Потом я говорю «Adieu» и ухожу прочь. Никто из них так и не сказал ни слова.

Какой–то идиот в дождевике и шляпе.

23

Скажите, зачем люди меняют свои имена? Может, они сделали что–то нехорошее, может они преступники и стыдятся своих имен? Может они чего–то боятся? Разве есть в Америке такой закон против использования своего настоящего имени?

Я приехал во Францию и Бретань чтобы разыскать следы своего старого имени, которому около трехсот лет и которое за все это время ни разу не менялось, и кому это надо, менять имя, которое значит просто дом (Ker) в поле (Ouac) –То же самое что и лагерь (Biv) в поле (Ouac) (если только «бивак» это не испорченное немецкое слово времен Бисмарка, но глупо так говорить, потому что слово «bivouac» использовалось задолго до бисмарковских времен, то есть 1870–го) – но ведь имя Керр, или Карр, означает просто дом, так к чему заморачиваться с этим полем?

Я знаю что кельтский корнийский язык называется Кернуак. Я знаю что есть такие каменные постройки, называющиеся дольменами (из каменных плит), в карнакском Кериавале, есть еще другие, называющиеся просто «каменные ряды» в Кермарио, Керлессане и Кердуадеке, и городок поблизости под именем Керуаль, и я знаю что изначально бретонцы назывались бреонами (то есть бретонец – Le Breon), мое второе имя звучит как «Le Bris» и вот сейчас я нахожусь в городе называющемся «Брест», так что же получается, я кимбрийский [57] шпион из Ритштедта, края каменных сооружений в Германии? К тому же Ритштапом звали немца, который старательно собрал имена всех известных семейств со всей их геральдикой и включил мою семью в «Rivista Araldica»? – Вы хотите сказать что я сноб? – Мне просто захотелось понять почему моя семья так и не изменила своего имени и, кто знает, может тут обнаружится что–то интересное, и проследить ее историю назад до Корнуолла, Бретани, Уэльса, и Ирландии, может и до более ранней Шотландии, так мне кажется, а потом вперед, вплоть до канадского городка на реке Святого Лаврентия, где, говорят, когда–то было Seigneurie (поместье), и поэтому я смогу переехать туда жить (вместе с тысячами моих кривоногих франко–канадских родичей, носящих то же имя) и не платить никаких налогов!