Марсель Пруст - Обретенное время

…прошло немало лет… — Робише и Роджерс отмечают, что «наивный» вопрос, когда именно происходят описываемые в последней части «Поисков» события, безусловно имеет ответ: много после второго визита повествователя в Париж в 1916 г. «Утренник у принцессы де Германт» состоялся то ли в конце 1920‑х, то ли в 1930‑х, когда повествователь был уже стар (он пережил, таким образом, автора). Более определенное указание, однако, можно найти в тексте ОВ: дочери Сен-Лу и Жильберты к моменту встречи с повествователем около шестнадцати лет.

Потель и Шабо — хозяева нескольких парижских ресторанов. Бернхейм-младший — коллекционер и торговец полотнами.

«Черное домино» — спектакль в Опера Комик, Федру же играла Берма (отсюда философская тщета — зд.: тщета страсти юного повествователя к актрисе, см. СДЦ).

Жак Бенинь Боссюэ (1627–1704) — писатель, епископ. Описание г‑на де Шарлю в предыдущем абзаце перекликается с «Похоронной речью» Боссюэ на смерть Генриетты Английской. Ниже: Авранш — реальный городок в Нормандии, расположенный, по‑видимому, недалеко от Бальбека.

…словно попал на выставку фотографий… — Г: «Меня поразило в ее [герцогини] словах непонимание того, каким образом формируются в нас артистические впечатления, и ее предположение, что наш глаз — какой-то простой аппарат, регистрирующий снимки». См. тж. прим. 100.

…тронувшейся повозки и на крик вожатого… — вероятно, имеется в виду автомобиль старой конструкции (Пруст использует слово wattman ‘вагоновожатый’). Колокольни Мартенвиля — первый творческий успех повествователя. НС:

У меня не было в мыслях, что скрытое за этими мартенвильскими колокольнями обладает аналогом в красивой фразе, но поскольку оно явилось мне в форме слов, переполнявших меня радостью, я потребовал у доктора карандаша и бумаги и, не обращая внимания на тряску экипажа, чтобы облегчить сознание и покориться воодушевлению, сочинил нижеследующий отрывок, который впоследствии обнаружил и почти никаким изменениям не подверг:

«Одинокие, поднятые над равниной и словно бы потерянные в лысом поле, вздымались к небу две колокольни Мартенвиля. Вскоре мы увидали третью: запоздалая вьёвекская колокольня присоединяется к их дерзкому танцу. Проходят минуты, мы движемся стремительно, но три колокольни всё еще далеки от нас, словно три птицы, сидящие в поле, недвижные и зримые в солнечном свете.

Но вот вьёвекская колокольня удаляется и держится поодаль, и колокольни Мартенвиля брошены в одиночестве, озаренные закатом, который даже издалека, на их скатах, играет с улыбкой. Мы так долго близились к ним, что я думаю: сколько же нам еще до них мчаться, как вдруг экипаж сворачивает и они оказываются перед нами; так резко выросли впереди, что мы едва успеваем придержать коней, чтобы не въехать на паперть. Но мы движемся дальше; вот уже несколько минут, как мы покинули Мартенвиль, и деревня, провожавшая нас все эти мгновенья, исчезла; на горизонте остались одни, следя наше бегство, колокольни Мартенвиля и Вьёвека, кивая еще в знак прощанья своими блестящими на солнце шпилями.

Подчас одна из них отступала в сторонку, чтобы две другие могли еще мгновение в нас всмотреться; но дорога петляла, и они вертелись в свете, словно три золотых вертлюга, и скрывались из вида. Но чуть позже, когда мы были почти у Комбре, а солнце село, я увидел их в последний раз, и издалека они выглядели как три цветка, начертанных на небе поверх низкой линии полей.

Теперь они напоминали мне трех девушек из легенды, брошенных в одиночестве, в сгущающейся тьме; и вот мы удаляемся галопом, а они всё еще робко ищут дорогу, и, несколько раз неуклюже споткнувшись, их возвышенные силуэты теснятся один к другому, прячутся один за другим, и на розовом еще небе сливаются в темное очертание, очаровательное и покорное, которое растворяется в ночи».

Этому отрывку было уготовано большое будущее: повествователь отправит его в «Фигаро», где по прошествии многих лет, уже после бегства Альбертины и ее смерти, он все-таки будет опубликован (ИА); потрясенный прочитанным, повествователю напишет Теодор Санилон (см. прим. 4). Мадлен (вероятно, от имени Магдален Палмье, хозяйки парижской кулинарии) — «небольшое пирожное овальное формы, верхняя часть которого вздута и покрыта бороздками, а нежное тесто обладает изысканным запахом» ( Trésor de la Langue Française des XIXe et XXe siècles ). Эпизод НС о вкусе мадленки стал самым хрестоматийным фрагментом «Поисков». НС: