Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Еще в детстве у Хуана зреет решение стать тореро. Конечно, были в этом решении и романтическая мечта о подвигах, и юношеское стремление к славе, и желание стать богатым, но в еще большей мере — быть может, не до конца осознанный — протест против жалкой судьбы нищего, уготованной ему от рождения, стремление утвердить себя как личность.

Все это сближает Хуана Гальярдо с другим персонажем романа — Плюмитасом, который некогда был мирным крестьянином, а теперь стал разбойником и грозой для богачей лишь потому, что разбой оказался единственно возможным для него способом самоутверждения и протеста против несправедливости, царящей вокруг. Но Бласко Ибаньес убедительно показывает, что вызов, брошенный судьбе и Хуаном и Плюмитасом, в равной мере бесплоден. Всеми отверженный, гибнет от жандармской пули Плюмитас. А вскоре после этого от удара быка на мадридской арене гибнет и Хуан.

Образ Хуана, однако, сложнее, чем образ Плюмитаса. Бросив вызов обществу, в котором бедняк может лишь ценою крови утвердить свое человеческое достоинство, Гальярдо позднее изменяет и самому себе, и своему классу, когда, добившись славы и богатства, он отворачивается от давних и искренних друзей из народа ради того, чтобы войти в «высшее» общество. Не обретя дружбы светских бездельников и негодяев, на которую они вообще не способны, и лишившись уважения людей из народа, Хуан Гальярдо обрекает себя на полное одиночество. И именно это лишает его сил во время последнего выступления на арене. Рассказ о феерической карьере и трагической гибели «звезды корриды» приобретает, таким образом, широкий, обобщающий характер, становясь повествованием о трагической судьбе талантливого человека из народа…

В 1909 году Бласко Ибаньес отправляется за океан, в Южную Америку. Отказавшись от литературных занятий, он несколько лет живет в аргентинской глуши, пытается основать там образцовое агрохозяйство на кооперативных началах. Было в этом порыве и нечто от толстовской тяги к земле, и страстная тоска изверившегося в словах человека по практическому делу. Нужно ли говорить, насколько безнадежной была эта попытка?..

Потерпев неудачу в своих начинаниях, Бласко Ибаньес приезжает вновь в Европу накануне первой мировой войны и возвращается к литературной деятельности. За последние полтора десятилетия жизни он создал почти два десятка романов и многочисленные рассказы — одни лучше, другие хуже. Но теперь уже его творчество оказалось на периферии испанской литературы, — магистральную линию заняли другие, молодые, которым и самый облик писателя, и его романы не могли не казаться чуть-чуть старомодными… Двадцатый век вступал в свои права. Новые времена требовали новых песен…

З. ПЛАВСКИН

{1}

Не много найдется испанцев, не исключая самых неграмотных и необразованных, которые не знали бы народной побасенки, послужившей основой предлагаемой читателю повести.

Впервые я услышал ее от простого козопаса, никогда не покидавшего глухой деревушки, где он родился. Это был один из тех невежественных поселян, лукавых и насмешливых от природы, которые получили в нашей национальной литературе название пикаро {2} и играют в ней такую важную роль. Всякий раз, когда деревня праздновала чью-нибудь свадьбу, крестины или торжественный приезд господ, пастух должен был придумывать забавные игры и представления, смешить народ, распевать романсы и сказывать разные сказки. И вот как раз на одном из таких праздников, — с тех пор прошла почти целая жизнь, ибо это происходило более тридцати пяти лет тому назад, — козопас изрядно смутил нашу стыдливость (стыдливость, впрочем, относительную) рассказом в стихах «Коррехидор {3} и мельничиха», или, если хотите, «Мельник и коррехидорша», который ныне мы и предлагаем читателю под более возвышенным и философским названием (как того требует величие нашего времени) — «Треугольная шляпа».

Помню, когда пастух рассказывал свою занимательную историю, присутствовавшие при этом девицы (все уже на выданье) краснели и смущались, из чего мамаши их заключили, что не все в этой истории было пристойным, и потому дали пастуху изрядный нагоняй. Но бедный Репела (так звали пастуха) не растерялся и сказал, что сердиться на него не за что, ибо в рассказе нет ничего такого, чего бы не знали даже монахини и малые дети…