Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Однако отцы наши, царство им небесное, не испытывали к нему ни ненависти, ни страха, — они с особым удовольствием славили его неслыханные деяния, как если бы речь шла о герое рыцарского романа или о событиях на другой планете, и даже во сне им не снилось, что когда-нибудь он вторгнется и к ним и начнет свирепствовать так же, как во Франции, Италии, Германии и других странах. Раз в неделю (самое большее два) в крупные селения Пиренейского полуострова прибывала почта из Мадрида, доставлявшая какой-нибудь номер «Газеты» (тоже не ежедневной), из которой влиятельные лица узнавали (при условии, что «Газета» об этом сообщала), появилось или исчезло еще какое-нибудь государство за пределами полуострова, разразилось ли еще какое-нибудь побоище, в котором приняли участие шесть или восемь королей и императоров, и где находится Наполеон: в Милане, Брюсселе или Варшаве… Во всем остальном отцы наши продолжали жить по старинке, не торопясь, ни в чем не отступая от древних обычаев: тишь да гладь да божья благодать, все та же инквизиция и те же монахи, все то же поражающее неравенство перед законом, те же привилегии, особые права и льготы, то же отсутствие какой бы то ни было гражданской или политической свободы; все так же ими одновременно управляли достославные епископы и могущественные коррехидоры (власть которых было не так-то легко разграничить, ибо и те и другие вмешивались как в дела небесные, так и в дела земные); все так же выплачивались десятины, примиции, алькабала {9} , пособия, принудительные пожертвования, большая и малая ренты, подушные подати, королевская «треть», государственные налоги, местные повинности и еще около пятидесяти различных налогов и пошлин, названия которых сегодня я уж не припомню.

На этом, пожалуй, и кончается связь настоящей истории с военными и политическими событиями эпохи. Мы рассказали о том, какие дела творились тогда на свете, с единственной целью обратить внимание читателей на то, что в интересующем нас году (предположим, что это был 1805 год) во всех областях частной и общественной жизни Испании еще господствовал старый режим: Пиренейские горы как бы превратились в некую китайскую стену, которая отделяла Испанию от всех новшеств и перемен.

В Андалузии, например (а ведь именно в одном из городков Андалузии и произошло то, о чем вы услышите), люди влиятельные вставали чуть свет и отправлялись в собор к ранней обедне (хотя бы это был будний день), в девять часов им подавали завтрак — яичницу и чашку шоколада с гренками; обедали они между часом и двумя; если была дичь, то обед состоял из двух блюд, в противном случае довольствовались одним супом; после обеда отдыхали, затем выходили погулять; в сумерки шли к вечерне в свою приходскую церковь; вернувшись, пили второй шоколад (на этот раз с бисквитом); наиболее честолюбивые посещали вечеринки коррехидора, декана {10} или же какой-нибудь титулованной особы, проживавшей в городке; возвращались домой, когда уже звонили к «поминальной»; запирали двери еще до сигнала «тушения огней»; за ужином ели салат и жаркое, если не были привезены свежие анчоусы, а затем отправлялись на покой со своими супругами (у кого они были), девять месяцев в году предварительно нагревая грелками постели…

Стократ блаженно то время, когда страна наша жила в мире и спокойствии, не замечая всей паутины, пыли и моли, всех предрассудков, всех верований, всех традиций, всех деяний и злодеяний, освященных веками! Стократ блаженно то время, когда человечество отличалось разнообразием сословий, страстей и обычаев! Стократ блаженно то время, говорю я… В особенности для поэтов, которые на каждом шагу наталкивались на сюжеты для интермедий, сайнетов, комедий, драм, ауто или эпопей {11} , — не то что в век прозаического однообразия и пресного практицизма, завещанного нам французской революцией! Да, стократ блаженно то время!..

Но мы все ходим вокруг да около. Довольно с нас общих мест и отступлений, перейдем прямо к истории «Треугольной шляпы».

[3]

Итак, в те времена близ городка*** стояла славная мельница, ныне не существующая; расположена она была примерно в четверти мили от селения, между живописным холмом, поросшим вишнями и черешнями, и плодоноснейшим огородом, служившим берегом (а порой и руслом) одноименной прихотливой и коварной речки.

С некоторых пор мельница эта по многим и различным причинам стала излюбленным местом прогулок и отдыха для наиболее примечательных обитателей названного городка… Прежде всего, к ней вела проезжая дорога, по которой можно было проехать легче, чем по другим тамошним дорогам. Во-вторых, перед мельницей находилась просторная виноградная беседка, мощенная камнем, которая благодаря то разраставшемуся, то опадавшему лиственному покрову летом давала благодатную тень, а зимой открывалась ласковым лучам солнца. В-третьих, сам мельник был человек весьма обходительный, очень неглупый, сметливый и, как говорится, располагающий к себе, он умел угодить важным особам, которые частенько оказывали ему честь своими вечерними визитами, он угощал их… смотря по сезону, то зелеными бобами, то черешнями и вишнями, то свежим салатом (особенно вкусным со сдобными хлебцами, которые заблаговременно присылали их милости), то дынями, то гроздьями винограда с тех самых лоз, что служили гостям надежной сенью, то жареной кукурузой, если дело было зимой, каштанами, миндалем, орехами, а иногда, в холодные вечера, и стаканчиком вина (уже не в саду, а в доме у камелька); на пасху обычно подавались еще оладьи, пирожные, крендель, а то и кусок альпухарского окорока.