— Печально, но кто в этом виноват? И, знаете, смерть с утюгом в руке — это прекрасно!
Вдова Тани несколько утомилась, Она фамильярно положила ладонь на руку Балинта и задумалась. Затем вдруг сказала:
— Купите мои дом!
Балинт сначала оторопел, потом расхохотался.
— У меня есть четыре форинта. Эти деньги я беру ежедневно на карманные расходы и сегодня еще не истратил. Если за четыре форинта…
На сей раз перебила старуха:
— О, у вас есть деньги! У ваших да чтоб не было? Глуп тот, кто сидит у котелка с мясом и остается голоден. — Она махнула рукой. — Я знаю: у вас у всех есть деньги.
Балинт снова рассмеялся.
— У меня денег нет. На днях я проиграл крупную сумму в карты и на бирже.
— Ну, не шутите со мной! Не ожидала, что вы станете меня высмеивать.
— А теперь послушайте! — сказал Балинт. — Четыре форинта небольшие деньги, но если б вы продавали дом даже за эту сумму, я все равно бы не купил. Понимаете? Даже если приплатите, не возьму. И все!
— В старину говорили: купит не тот, кто хвалит, а тот, кто хает да ругает, — улыбнулась старуха. — Вы не так молоды, чтобы не знать этого. Ну, посмотрите мой домик! Сад у меня большой и полон фруктовых деревьев. Сердце из-за него разрывается. Но если будут национализировать, лучше уж…
Она замолчала, потом шепотом добавила:
— У вас не отберут! Вы — их человек!
У Балинта даже дыхание перехватило.
— Всего доброго! — простился он и хотел уйти.
Напрасно: старуха следовала за ним неотступно.
— Я дешево отдам. Вы, надеюсь, дадите мне гарантию, и, если мир все же изменится, я выкуплю у вас домик. Мы для того и приобрели его, чтобы обеспечить себе старость. Не хотелось рассчитывать только на пенсию, она и тогда была невелика, а у каждого есть свои потребности. Мой муж был человек оборотливый, и я кое-что принесла в супружество, так и удалось построить дом. Один только участок стоил двести тысяч пенгё! Полтора кадастровых хольда! Такого большого сада нет во всем районе! Виллу я перестроила позже, чтобы сдавать внаем квартиры, а раньше мы жили там вдвоем с мужем. В том старом скверном мире я держала двух прислуг, но муж никогда не притрагивался к хлебу, если не я его нарезала. Он гнушался взять хлеб из рук какой-то паршивой девки…
— Всего доброго! — снова сказал Балинт. Он хотел уйти, чувствуя, что еще немного — и произойдет ужасный скандал: схватит он, чего доброго, старуху, потрясет ее, да и стукнет об изгородь.
Но Тани вцепилась ему в пиджак, пытаясь и в самом деле втащить его в дом.
— Довольно, хватит! — не выдержав, прикрикнул Балинт.
Вдова Тани сразу отпустила его рукав.
— Словом, вы не купите мой дом? Только это я и хотела услышать. Теперь-то я знаю; вы действительно будете национализировать дома!
Балинт уходил. Вслед ему несся визгливый голос маленькой старухи:
— А что у вас денег нет, кошке моей рассказывайте, а не мне!
Час спустя Балинт вернулся домой.
— Где ты был? — спросила жена.
— Гулял, смотрел. Листья на деревьях пожелтели и уже опадают, — ответил он.
Рассказать о необыкновенном своем приключении он постеснялся.
1952
Перевод Е. Тумаркиной.
Это уточнение связано с тем, что многие прогрессивные венгерские писатели жили и работали вдали от родины, в эмиграции. (Ред.) .
Бесстрастие (франц.) .
Новая вещность (нем.) .
То есть новеллу, построенную на принципе единовременности действия.
Тиса Иштван (1861—1918) — буржуазный политический деятель, премьер-министр. (Здесь и далее прим. перев.)
Аппони Альберт (1840—1933) — буржуазный политический деятель, министр.
Честно жить, не вредить другому, каждому воздавать должное (лат.) .
Харкани Эдэ (1879—1909) — венгерский социолог.
Лехнер Эдён (1845—1914) — известный венгерский архитектор.
Барта Миклош (1848—1905) — публицист, политический деятель, член буржуазной независимой партии.
Аристократические фамилии в венгерском языке оканчиваются на «ипсилон».
Стихи в переводе В. Лунина.
Силади Дежё (1840—1901) — буржуазный политический деятель, министр юстиции.
Пожонь — ныне Братислава.
Коложвар — ныне Клуж.
Читать дальше