Ливиу Ребряну - Ион

Ион прошел по тропинке несколько шагов, потом свернул влево и сел под старым дуплистым орехом на корневище, изогнутое наподобие кресла.

Подошла и девушка, дрожа от волнения, но с радостным блеском в глазах.

— Ты вот где?! — проговорила она, усаживаясь и не глядя на него.

— Да здесь вроде как лучше, — медленно ответил парень, потом поднял бутылку и сказал: — Ну, будем здоровы, Ануца!

— На здоровье, Ион! — ответила она, опасливо посматривая на тропинку, где сновали люди, кто в корчму, кто оттуда.

— Выпей и ты, Ануца, для тебя ведь брал, сладкая, как твои губки!

— По мне, хоть и не будь этой ракии, — сказала Ана, чуть успокоившись. — Мне от одного ее запаху тошно, потому что отец ни единого дня не пропустит без хмельного, да чтоб допьяна не напиться… Прямо и не знаю, что это будет с нами…

— Оно так с досады пьет человек, — сказал Ион, а после прибавил другим тоном: — Пей, Ануца… На меня раз эдак тоже накатило…

Ана пригубила, скривилась и сразу отдала бутылку, кашляя и смеясь.

— Ой, не могу… как отрава…

— Да нет, хороша, — сказал Ион, опять прикладываясь к бутылке.

Оба помолчали, не глядя друг на друга. Потом Ион обнял ее за талию и вздохнул.

— Эх, Ануца, такая у меня тоска на сердце!

Длинноватое загорелое лицо Аны, носившее печать страданий, омрачилось.

— А мне что приходится терпеть, не приведи бог никому, — пожаловалась она. — Ведь отец как забрал себе в голову выдать меня за Джеордже Булбука, так Джеордже у него с языка и не сходит. А каково, господи, молча-то сносить это, когда не мил тебе человек…

Ион смотрел, как шевелились ее тонкие губы, приоткрывавшие белые, точно сахар, зубы с прорединками и розовые десны. Он и сам знал, что Василе Бачу с придурью и уж коль закусит удила, так и будет переть напролом, хоть пропадай все на свете. Но это как раз и подстрекало его.

Прежде он не испытывал любви к Ане, да и теперь толком не сознавал, нравится ли она ему. Он давно любил Флорику и всякий раз, когда видел ее или думал о ней, чувствовал, что все любит ее. Он носил в душе ее теплый смех и весь ее образ — полные, сочные губы, нежные, как персик, щеки, глаза синие, как небо весной. Но Флорика была еще бедней его, тогда как у Аны и поля, и дома, и скота вдоволь…

Ион слушал ее плаксивый голос и проникался жалостью, а сам думал о Флорике. Потом вдруг встрепенулся, прижал ее к груди и не произнеся ни слова, стал целовать в губы. Девушка обхватила его руками за шею, податливая и разгоряченная, сердце у нее колотилось так буйно, что даже Ион слышал.

— Ловко, ловко, Ион! — раздался чей-то резкий голос со стороны тропинки.

Ион гневно вскинул глаза и увидел Илие Ону, возвращавшегося из корчмы с бутылкой ракии, тот басисто и зло смеялся.

— Иди ты к… Прости меня, господи! — нахмурясь, ругнулся Ион.

Илие Ону дошел до сарая и пропал из виду. Он был побратимом Джеордже Булбука и при всяком удобном случае старался подгадить Иону за то, что на одной свадьбе тот усмирял его и избил в кровь.

Ион начал ругаться и кипятиться, но унялся, встретив взгляд карих глаз Аны и увидя слезы, навернувшиеся от счастья и от испуга…

Пока Илие ходил за ракией для Джеордже, тот усердно разучивал с Бричагом новый мотив, слышанный им от бистрицких музыкантов на попойке, которую задавал доктор Филипою в самой известной пивной Армадии. Пристально глядя на губы парня, насвистывавшего мелодию, Бричаг неуверенно пиликал на скрипке, а верный Холбя тоже пытался вторить ему. Джеордже надувался, прикрывая глаза, и свистел все рьянее, так как вокруг столпились парни, восторженно глазевшие на него.

— Ну, теперь понял? — спросил Джеордже, оборвав напев на середине.

— Ладно, поймал, — пробормотал Бричаг, принимаясь наигрывать более твердо.

— Я прибыл, Джеордже! — крикнул Илие, протягивая ему бутылку.

— Скоро же ты вернулся, — сказал тот, отпил и отдал ракию Илие, намереваясь опять заняться музыкантами.

— А нам не дашь стаканчик, голуба? — подольстился Холбя, щекотнув Джеордже смычком.

— Так и быть, дам, шут с вами, дьяволы, — засмеялся Джеордже, страшно довольный, что все увидят, как он угощает цыган.

— Пейте уж всю, — добавил он, обращаясь к Гэвану, когда тот хотел вернуть ему бутылку.

Но тут Илие наскочил, как петух.

— Э, нет, хватит, дайте и нам выпить, куда этим чертям столько горелки, лопнут…

Последовала долгая перебранка между Илие и цыганами, которые вовсе не желали отказываться от выпивки, и уже затевалась драка, потому что Илие вгорячах все порывался разбить ногой контрабас.