Ливиу Ребряну - Ион

Ион, сын Гланеташу, обняв за талию Ану Бачу, подлетает к музыкантам и упрашивает:

— Поиграй еще, Бричаг… немножко только, слышь? Ну самую чуточку, цыган!

Другие парни повелительно кричат:

— Давай играй, цыган! Чего замялся?… За что мы тебе платим, чертов ворон?

Бричаг бросает презрительный взгляд на тех, кто бранит его, а обратясь к Иону, уверяет, показывая на скрипку:

— Больше не могу, Ионикэ… Ей-богу, не могу… Поверь мне! У меня пальцы одеревенели… Да и струна вон порвалась…

— Ну чуть-чуть, мил человек, неужто не понимаешь? — не отстает тот.

Но тут цыган вдруг свирепеет, отворачивается от него, швыряет скрипку Холбе и начинает яростно чертыхаться:

— Провались к чертям все скрипки! Чтоб разорвало того, кто научил меня держать смычок!.. Я ему добром говорю, что не могу, а он, знай, душу из меня выматывает, чтоб играл еще… Будь они прокляты, все гулянки, и тот, кто их выдумал!..

Ион изумленно слушает, как ругается Бричаг. Потом сразу вспыхивает как порох и осипло кричит:

— Но-но, ворон, вражье племя! Будет тебе каркать-то, не то как долбану по зубам, в церковный двор полетят!..

Бричагу уже доставалось от Иона, потому он молчит. Только после того, как парень, ворча, уходит, он опять дает волю злости, крича по-цыгански музыкантам.

Парни обнимают девок, благодарят за танцы. Девки пожимаются, робко и радостно шепчут:

— Спасибо…

Ион прижимает к груди Ану и бережнее и дольше.

— Пусти меня, Ионикэ! — лепечет девушка разнеженным голосом.

— Приходи потом, Ануца… на то место, ты знаешь… — медлительно говорит Ион.

Ана не отвечает, но глаза ее сияют радостью. Она пробует вырваться из объятий и мягко шепчет:

— Пусти меня, Ионикэ… Ну правда, пусти!

Парень с возбужденной улыбкой привлекает ее еще ближе, стискивает ей грудь, Ана чуть не вскрикивает от боли.

— Смотри же, приходи! — повторяет Ион, так и впиваясь в ее глаза властным, ищущим взглядом.

Ана стремглав убегает к девкам, вся раскрасневшаяся, отряхивая юбку от пыли. Потом, отдышавшись, она заговаривает с Маргаретой, дочерью Козмы Чокэнаша, угрюмой здоровенной девахой, у которой ноги как квашни, мужицкие руки и ширококостое, багровое лицо.

— Ну Ионикэ… заладил… право…

Но, смешавшись, она тут же переводит разговор:

— Ой, вот жарынь-то! Я прямо вся взмокла…

Маргарета не плясала и потому злилась на девок, которым повезло. Она ничего не ответила Ане, а все продолжала жадно смотреть на ватагу парней, которые тем временем угощались ракией, раскуривали цигарки; видимо, она беспокоилась, как бы не прозевать, если ее пригласит кто-нибудь…

Ион несколько минут следил глазами за Аной. Было что-то странное в его взгляде: и какая-то озадаченность, и неприкрытая хитрость.

Тогда же он заметил в стороне дочь вдовы Максима Опри, Флорику, с которой до сих пор гулял, она была чуть пасмурная, но еще красивее, чем всегда. Ион быстро заморгал, точно хотел отогнать какую-то мысль, и окликнул одного из мальчишек:

— Эй, приятель, принес?

— Принес, дядя Ионикэ, — деловито ответил мальчик. — Отдал ее тетке Зенобии подержать…

Ион направился к кучке баб, где была его мать, а мальчик продолжал:

— Корчмарь ее крепкую сделал, дядя Ионикэ, десять кусков сахару положил, так и говорит, что она слаще меду…

Зенобия, с бутылкой ракии в руках, жаловалась вдове Тодосии, что у ней поясницу словно ножом режет вот уж несколько дней и все никак, окаянная, не проходит.

— Дай-ка мне посудину, мать! — отрывисто сказал Ион и духом хлебнул из бутылки. — А ты маленько выпьешь?

— Обо мне не пекись, я не на сносях, — ответила Зенобия, но все же взяла бутылку и приложилась. — Ай-ай, а ведь хороша, знаю толк… Смотри, сынок, много не пей, а то ударит в голову, еще наведет тебя на какой грех… Человек во хмелю, упаси господи…

Ион взял у нее бутылку, повернулся и пошел, не дослушав ее наставлений.

Все то время мальчик стоял как вкопанный, глядя на бутылку горящими глазами. Когда Ион ушел, он как будто бы огорчился. Но ненадолго. Ловко выдернув из рук у Маргареты букет цветов, он улепетнул стрелой, напутствуемый страшными проклятьями девки, которая все ждала, что ее пригласит кто-нибудь…

Ион не спеша миновал перелаз возле хлева и оглянулся на Ану, та не спускала с него глаз и через несколько минут пошла за ним торопливым шагом, красная как рак от стыда, думая, что все так и следят за ней.

За сараем начиналась небольшая левада, засаженная фруктовыми деревьями, посредине ее перерезала тропинка, которая спускалась к Попову протоку и обрывалась как раз за корчмой Аврума. Недавно скошенное сено, сметанное в стожки, подпертые слегами, наполняло воздух опьяняющим запахом.